– С какой стати ждать все войско, если можно поразмяться с этим жалким воинством? – спросил граф Артуасский, осаживая нетерпеливого коня. – Это будет, по крайней мере, славная атака для моих людей.

– Разве не совершим мы еще более славный и благородный поступок, – возразил ему спокойно Жульен, – и разве не будет это величайшим и храбрым подвигом, если мы остановимся здесь и соберемся вместе, поджидая короля и основное войско? Пусть сарацины отступают к своим боевым машинам, потому что если мы погоним их, будучи в разрозненном состоянии, когда еще не все наши воины перешли брод, вполне возможно, что они атакуют нас и весьма успешно. Подождем еще людей, нас пока недостаточно для атаки.

– Если бы тамплиеры и госпитальеры не были так осторожны и трусливы, – в гневе воскликнул Роберт Артуасский, – мы бы уже давно завоевали Святую землю!

– Что вы слушаете его, граф, – поддержал его один из его людей. – Разве не видно, что турки полностью разбиты и отступают? Мы прослывем трусами, если не изгоним оттуда наших врагов!

– Решено, – отворачиваясь от Жульена, произнес граф Артуасский. – Если вы боитесь, рыцарь, тогда оставайтесь, я же последую вперед.

– Ни я, ни мои братья, – смело ответил командир ордена Храма, – не боимся, и мы не останемся и пойдем с вами. Но знайте, что я сомневаюсь, вернется ли кто-нибудь из нас назад.

В это время к ним прибыли десять посланников от короля, доставивших его приказ ждать, пока он не подойдет. Но Роберт желал стяжать себе всю славу в тот день. Вонзив шпоры в коня, он помчался на отряд турок, и за ним последовали не желавшие уступать тамплиеры.

Эмир Факр-Эддин принимал ванну, которую прислужники наполнили цветками, наложница втирала ему в спину масло. Факр-Эддин мог позволить себе немного расслабиться: в Мансур уже прибыли первые отряды наследника. Туран-шейх находился на подступах к городу, и теперь эмира постепенно покидали опасения по поводу мамлюков и растущего влияния Бейбарса. Цирюльник аккуратно причесывал бороду эмира, подстригая ее, добиваясь безупречной формы. Они находились за пределами города, вблизи лагеря сарацин, в городе расположился Бейбарс. Факр-Эддин недолюбливал военачальника и поэтому переехал поближе к лагерю, чтобы держать под контролем основные силы мусульман.

Тревожные звуки труб вернули Факр-Эддина на грешную землю. Он прогнал цирюльника и наложницу, закутался в халат и вышел на балкон. Его глазам предстала захватывающая картина: внизу, в лагере, в спешном порядке собирались сарацины, а вдали вслед за приближающимися к лагерю турками мчались, грохоча, словно горный обвал, крестоносцы. Откуда они появились здесь? Эмир не мог поверить своим глазам. Как им удалось перейти реку после стольких бесплодных попыток? Паника овладела им. Он бросился звать слуг – те уже несли одежды. Кое-как накинув их на себя, эмир выскочил во двор. Крестоносцы уже вломились в лагерь, уничтожая всех на своем пути, стирая с лица земли шатры и кострища. Лагерь был просто затоплен яркой лавиной гербовых одежд.

Вслед за следовавшим впереди всех графом Артуасским, мчались доблестные Рауль де Куси и Гийом Длинный Меч со своим отрядом смертоносных воинов. Это были всадники Апокалипсиса, не знавшие пощады, не упускавшие никого и косившие всех подряд, ведомые вперед жаждой боли и смерти, вкушающие сладкий запах бегущей в пыль крови и прекрасную музыку криков, стонов и предсмертных хрипов, булькающих в горлах поверженных воинов.

Мах-эд-Сарат подскочил к садящемуся на коня Факр-Эддину.

– Что ты делаешь здесь? – грубо крикнул ему эмир. – Нужно предупредить Бейбарса! Скачи в город. Пошлите голубя в Каир. Пусть там знают об атаке!

– Они уже наверняка все видели, – Мах-Эд-СарадМах-эд-Сарат тоже вскочил на коня и обнажил меч: крестоносцы уже приближались к дому. Воины, что в беспорядке метались по двору, наконец тоже вскочили на лошадей.

– Скачи в город, – повторил Факр-Эддин, поворачивая коня. – Нам нужна помощь! Скорее, ради Аллаха!

И он помчался со своим отрядом прямо на крестоносцев, прекрасно понимая, что их больше. Мах-эд-СараМах-эд-Саратт повернулся было к Мансуру, но потом остановился в задумчивости. Случай, представлявшийся ему, был единственным, и упустить его Мах-эд-СараМах-эд-Саратт не мог. Подскочив к ограде дома, возле которого на копьях христиан красовались отрезанные головы крестоносцев, он вытащил одно, скинул с него голову и взвесил копье в руке. Оно показалось ему достаточно крепким и годным для броска. Отправив двух посланников в Мансур, Мах-эд-СараМах-эд-Саратт приготовился ждать.

Крестоносцы очень быстро наводнили захваченный врасплох лагерь и разогнали турок. Теперь даже тамплиеры не сомневались, что вылазка была успешной: практически никто из нападавших не пострадал, погибло лишь человек десять, остальные были готовы бороться дальше. Турки бежали в Мансур, те, кто успел вырваться на дорогу, бросились в Каир сообщать о том, что война проиграна. В Каире поднялась паника, все думали, что настал последний час ислама. Люди набивались в мечети и выходили на улицы молиться, в страхе за свое будущее протягивали руки к небу, умоляя Аллаха спасти их.

Когда крестоносцы начали уходить из лагеря, торопясь войти в город, отряд Факр-Эддина стал отступать за город, где располагалась конная гвардия мамлюков. Факр-Эддин гнал своих людей вперед, торопясь покинуть лагерь. Время от времени на него налетали крестоносцы, он отбивался. Стояла паника и сумятица, люди метались перед ним то вправо, то влево, но внезапно, шестым чувством ощутив опасность, Факр-Эддин поднял взгляд и через мечущиеся фигуры, вдруг увидел бледное лицо Мах-эд-СараМах-эд-Саратта, сидящего верхом на лошади с копьем наперевес. И вдруг все звуки, грохотавшие до этого в ушах Факр-Эддина, умолкли, и звенящая тишина наполнила все его существо. Он не мог поверить тому, что увидел, но движение главы войска мамлюков не оставляло сомнений: он замахнулся и метнул копье в Факр-Эддина. Эмир почувствовал, как копье вошло в его плоть, и удар был так силен, что он откинулся назад. Испуганная лошадь понесла, тело эмира упало с седла и потащилось вслед за скакуном. Отныне смерть пожинала плоды руками и своих, и чужих.

Гийом де Соннак, магистр ордена тамплиеров, хотел отговорить графа Артуасского от безрассудной попытки войти в город без основной части войска. Мансур со своими узкими и кривыми улочками легко мог стать смертельно опасной западней. Но дерзкий и насмешливый граф не пожелал ничего слышать; обуреваемый гордыней и жаждой наживы, он ворвался в город. За ним, не желая ни в чем уступать ему, бросились англичане и тамплиеры. Воины графа думали только о грабеже, ворвавшись на улицы города, они врывались в дома и тащили все подряд. Отряд рассредоточился по городу, теряя последний намек на организованность. Артуа ворвался во дворец в центре города, за ним – остальные, и блеск золота и драгоценностей заставил их забыть об опасности.

Между тем мусульмане, обращенные в бегство, вскоре заметили, что имеют дело не со всей христианской армией, а лишь с небольшим отрядом смельчаков. По приказу Бейбарса войска перегруппировались. Те, что находились за городом, напали на корпуса христианской армии, переправляющиеся через канал, те, что были в городе, под непосредственным руководством Бейбарса напали на отряды тамплиеров и Роберта, рассредоточившиеся по городу. У графа Артуасского не было арбалетчиков, чтобы отбить атаку. Покинув занятый было дворец, он начал отступать со своими людьми назад, постепенно возле них собрались и остальные. Лошади рыцарей были измучены и взмылены, от них не было толку – свежая конница Бейбарса со знаменами, на которых были изображены идущие на задних лапах львы, теснила их прочь из города. Жители города залезли на крыши, спасаясь от мечей крестоносцев, и теперь обрушили им на головы камни и балки, узкие улочки не давали возможности увернуться от каменного дождя, идущего с неба. Притаившиеся в переулках сарацины теперь нападали на отважных христиан, в спешке отступающих к воротам, но буквально в нескольких кварталах их ждал сюрприз: улицы оказались перекрыты и забаррикадированы. Крестоносцы оказались в западне. Застрявшие на улицах Мансура, они падали под камнями и стрелами, отступление рыцарей превратилось в методичную бойню.