вообще приказал бы схватить и подвергнуть допросу с пристрастием: кто такой, кем подослан, с какой целью пытался оклеветать и опорочить его сиятельство графа Хольга… Тоже вполне возможный вариант.

Разумеется, мстить Правителю он бы не стал: Ригун хороший человек. Просто исчез бы в туманном облачке прямо на его глазах…

О боги, ну почему, почему вы не дали этому хорошему человеку хоть немного качеств, необходимых Правителю? Пусть малую толику того, чем в избытке обладал его дед?

Он тяжело вздохнул, вспомнив собственного деда – спокойного, добродушного человека с величественной осанкой и морщинками в уголках добрых, проницательных глаз, который очень любил качать его на колене, напевая песенку… И то, что от него осталось, когда вопящая толпа наконец-то отхлынула от тела…

А может, все-таки предупредить Ригуна? Послать грамоту, подписанную чужим именем, например…

Кайенн медленно покачал головой. Когда на кону судьба целого государства, сентиментальность не просто неуместна – преступна. И если его глава не хочет или не может проявить необходимую твердость – он должен освободить трон.

Империи нужен другой Правитель. И его имя он узнает сегодня вечером.

Глава II

Майя, законная супруга дворецкого Ральфа, всю жизнь безропотно исполняла заповедь Священной Книги: мужчина – хозяин в доме, а жене надлежит внимать каждому его слову так, словно это Божье откровение. Точнее, у нее хватало ума делать вид, будто она ее исполняет, а Ральф, соответственно, был достаточно разумен, чтобы не требовать большего, прекрасно понимая разницу между женой и прислугой, – к их полному взаимному согласию. Тем более что жаловаться на жизнь Майе было бы просто грешно: граф щедро платил своему преданному дворецкому, семья ни в чем не испытывала нужды, питалась с господского стола, занимала несколько просторных комнат недалеко от апартаментов самого графа – и в загородной усадьбе, и в фамильном замке. Что еще нужно людям неблагородного происхождения, чтобы искренне возносить хвалу богам за такие милости? Потому-то Майя старалась как можно терпимее и снисходительнее относиться к недостаткам мужа, среди которых на первом месте была неуемная педантичность, дошедшая в последний год до крайнего занудства.

– Наши предки больше ста лет жили под одной кровлей с графами Хольгами! Потому что они всегда были не только честными и преданными, но и аккуратными! – не уставал распекать домочадцев Ральф, требуя, чтобы каждая вещь имела только свое, раз и навсегда отведенное место, а любая пылинка безжалостно уничтожалась в ту же секунду, когда ее обнаружат.

Жена согласно кивала, всякий раз изображая на лице вежливое внимание к словам мужа и даже некоторый испуг: она знала, что для него это так же важно, как для юной красивой девушки – комплимент. Почему бы не доставить супругу невинное удовольствие?

Ведь ему, несчастному, столько пришлось вынести за этот самый год…

Никому, ни единой живой душе (даже священнику на исповеди) она не призналась, что произошло в ту ночь, когда Ральф снова разбудил и перепугал ее диким, нечеловеческим криком. А потом, с немалым трудом успокоившись и снова погрузившись в глубокий сон, внезапно произнес несколько бессвязных фраз, после которых ей все стало понятно…

Потому что она отчетливо разобрала слова: «Ваше сиятельство», «Пощадите ее», «Не надо» и «Уберите кинжал, сжальтесь!».

Никакие разбойники не вламывались в охотничий домик. Все, что там произошло, сделали два человека: сам граф и ее муж.

До утра она не смогла сомкнуть глаз, беззвучно шепча молитвы. Ужасная новость буквально раздавила ее, но все же не настолько, чтобы лишить здравомыслия. И Майя дала себе клятву держать рот на замке, ведь если мужу станет известно, что она узнала правду, ее участь будет очень незавидной.

Конечно, Ральф любит ее, но у него нет секретов от графа. А Хольг вряд ли пощадит женщину, узнавшую его страшную тайну. Уж если он не пощадил даже ту, которая была смыслом его жизни…

Ох эти мужчины! Мнят себя самыми умными, а не в состоянии увидеть и почувствовать то, что без труда бросится в глаза любой женщине. Ее Ральф тоже долго отказывался поверить, что графиня наставляет рога своему господину и повелителю. Когда она в первый раз завела об этом разговор, муж прикрикнул на нее, приказав выбросить из головы глупости, подобающие разве что рыночной торговке или крестьянке, но никак не жене графского дворецкого. А потом еще хуже: бессовестно намекнул, что в ней, Майе, говорит обыкновенная бабская зависть к ослепительной молодой красавице.

– Небось, тайком влюблена в его сиятельство, вот и бесишься, что его сердце занято! – со снисходительной улыбкой заявил он, не подозревая, как был близок к тому, чтобы получить по голове каким-нибудь увесистым предметом.

Только богам известно, чего ей стоило равнодушно пожать плечами: мол, не веришь – так не верь, твое дело. И нельзя было даже вволю нареветься в спальне, когда он ушел, – пришлось спрятать лицо в подушку и изо всех сил сдерживать рыдания, чтобы не услышали дети.

Граф Хольг был кумиром тысяч женщин Империи, готовых на все, лишь бы обратить на себя его внимание, и законная супруга его дворецкого также входила в их число. Элементарная логика должна была подсказать Майе, что ее безумные мечты так и останутся мечтами, что их разделяет пропасть невероятной ширины и глубины, что она и в молодости-то не могла похвастаться красотой и стройностью, а теперь, после долгих лет замужества и двух родов… Но где и когда, скажите на милость, страстно влюбленная женщина прибегала к логике?!

Разительный контраст между нею и молодой хозяйкой ранил ее в самое сердце. С маниакальным упорством Майя пыталась найти во внешности графини хоть какой-то изъян, но все было тщетно. А хуже всего было то, что граф даже не пытался скрыть своего обожания, бросая к ногам жены все новые и новые дары, ставшие особенно щедрыми после рождения сына. Он был пьян от любви и счастлив – беспредельно, безмерно. Взгляд же любящих и молящих глаз Майи встречал с вежливым равнодушием.

Ей оставалось только принимать ласки мужа, крепко зажмурившись и представляя, будто она в объятиях Хольга…

Ральф, не подозревая об этом, относился с нескрываемым уважением к целомудренной застенчивости своей супруги, успевшей родить ему двух детей, и считал, что ему очень повезло. С такой женой можно не волноваться за свою честь! Если бы еще ей в голову не приходили совершенно нелепые, абсурдные подозрения… Впрочем, у любого человека есть недостатки, а у женщины – тем более. Надо быть снисходительным. Но предупредить, чтобы держала язык за зубами, нужно непременно.

– Учти: если