времени! – наставительно сказал граф. – Сначала выполните то, что вам поручено. Еще вопросы есть?

– Только один, ваше сиятельство. Клянусь, я сообщу все в точности, что смогу узнать, словечка от себя не прибавлю и не убавлю! Но осмелюсь спросить: вы подозреваете Гумара в чем-то… – Монк замялся, подбирая подходящее слово, – в чем-то нехорошем?

Граф медленно покачал головой и презрительно усмехнулся.

– Не сомневаюсь, вам очень хотелось бы услышать утвердительный ответ… Не надо, не возражайте: хотелось бы, я вас насквозь вижу, любезный! Нет, я ни в чем его не подозреваю. А вот вам следовало бы сказать: «господина Гумара», ведь он – ваш начальник.

Монк вспыхнул и стиснул зубы, чтобы сдержать страдальческий стон.

– Но разумная предосторожность никогда не помешает, – уже более мягким голосом продолжил Хольг. – Тем более что речь идет о будущем воспитателе моего сына и наследника… Ну, что вы так выпучили глаза? Да, я решил назначить Гумара воспитателем молодого графа и объявлю об этом сразу после его выздоровления. Ступайте и постарайтесь управиться так скоро, как только сможете!

Бывший сотник не помнил, как выбрался за дверь. Его терзала мучительная, бессильная ненависть вкупе с бешеной завистью.

Стать воспитателем графского сына – такую великую честь оспаривали бы друг у друга самые прославленные бароны и рыцари Империи. А кого выбрал граф?! Ничтожного простолюдина-выскочку! Мало ему, подхалиму и приспособленцу, что стал сотником и выжил его, Монка, из собственного дома, теперь еще будет носить гордое звание «личный наставник его сиятельства графа Хольга-младшего»…

Нет, это просто невозможно, невыносимо! Увольняться со службы, и как можно скорее! Только бы получить развод и сразу после этого навсегда распрощаться с Кольрудом. Говоря откровенно, он за долгие годы так и не смог привыкнуть к его соленому морскому воздуху, густо смешанному с запахами рыбных рынков… То ли дело здесь: хрустальная чистота, всю жизнь дыши таким – не надышишься.

Надо тотчас же, не откладывая, намекнуть хозяйке, что «достойный человек» наконец-то появился, а дальше уже все зависит только от нее… Только бы как-нибудь избавиться от мерзкого соглядатая, а то ведь наверняка настучит, что бывший сотник обделывал свои делишки, пустив господские интересы побоку. Улучить минуту, когда отлучится в нужное место, что ли…

Из распахнутой настежь двери, ведущей в кухню, доносились такие упоительно вкусные ароматы, что Монк сглотнул набежавшую голодную слюну. Точно так же пахло и в поварне, где его ждала Вейла… Знала бы она, бедняжка, чем он ей отплатит за ее ласки!

Не сдержавшись, бывший сотник стукнул кулаком по столу. Довольно! Сколько можно терзать себя, презирая и ненавидя! Уже лучше исполнить графскую волю в точности и получить свободу.

– Сию минуту, почтенные гости! – заторопилась хозяйка, неверно истолковав его жест как проявление нетерпеливого недовольства. – Уже несу!

– Нет-нет, голубушка, не спеши! – с притворной любезностью отозвался Монк, решив ковать железо, пока горячо. – Не приведи боги, споткнешься, упадешь… Мы подождем, не велики господа.

Сидевший напротив стражник скривился, будто почуяв гнилостный запах, и чуть слышно пробормотал:

– Ну, ты и скотина!

– Как смеешь?! – прошипел бывший сотник, стиснув кулаки.

– Смею! Видел бы свою рожу – прямо как кот у миски со сметаной! Глазищами так ее и раздевал! Постыдись, ты ведь теперь женатый, сукин сын!

– А тебе-то что за дело?! – не выдержав, Монк повысил голос, и люди за соседними столами удивленно оглянулись в его сторону.

– Заполучил Вейлу, так не смотри на других баб! – заскрипел зубами побагровевший стражник.

Монку многое хотелось сказать, но тут подоспела хозяйка с двумя глиняными блюдами, над которыми клубился пар. Волей-неволей пришлось изобразить на лице самое радушное выражение и рассыпаться в похвалах.

– Так вы же еще не попробовали, почтенный! – удивилась простодушная селянка.

– А я по запаху сужу, он такой вкусный! – улыбнулся Монк.

– Вот именно! – с еще более широкой улыбкой вступил в разговор молодой стражник. – Когда его жена Вейла готовит, ароматы точно такие же, она стряпуха отменная и вообще хозяйка хоть куда.

Бывший сотник мысленно от души пожелал ему подавиться бараньей костью.

– Иной муж радовался бы, а этому все не по нраву, – неумолимо продолжал стражник. – На днях так ее отстегал, чуть дух не испустила! Клочка целой кожи не осталось ни на спине, ни на заднице.

– Кх-хммм! – закашлялся побагровевший Монк.

– Милостивые боги! – испуганно воскликнула хозяйка, ставя блюда на столешницу. – Чем же она провинилась, бедняжка, за что так сурово-то?

– А ни за что! Просто злость на ней сорвал, – с притворно-укоризненным видом отозвался молодой негодяй. – Его разжаловали с позором, из сотников в рядовые. Ну, обидно, конечно, захотелось отвести душу… На нашем брате-стражнике уже рискованно, можно и по морде получить, а жена-то сдачи не даст!

– Ах ты гаденыш! – не выдержав, рявкнул Монк. – Ничего я на ней не срывал, ни злости, ни обиды! Меня мешаешь с грязью, а сам-то ничем не лучше! Кто со мной на пару…

Он, побагровев, закашлялся: от бешеной злости перехватило дыхание. Слова «порол ее по приказу графа» так и не слетели с языка.

Как по команде в трапезной стихли голоса, стук ложек и приглушенное чавканье, и посетители повернулись к ним: кто с неподдельным интересом, кто с осуждением.

– Кушайте на здоровье! – сухо промолвила хозяйка и, презрительно фыркнув, пошла обратно на кухню, всем своим видом выражая негодование.

– Спасибо, голубушка! – улыбнулся молодой стражник и начал с большим аппетитом, громко причмокивая, поедать тушеную баранину.

Только страх перед грозным графом удержал бывшего сотника, уже схватившегося за края блюда, от того, чтобы швырнуть горячую дымящуюся массу в рожу сотрапезника. Пока поручение господина не выполнено, нельзя давать волю эмоциям. Надо пересилить себя и подождать.

Вот потом этот щенок жестоко поплатится за свою дерзость. И особенно за то, что разрушил его замысел, такой ясный, логичный и заманчивый.

* * *

Обширная поляна, раскинувшаяся недалеко от нависавшего над непролазной лесной чащей скалистого кряжа, была густо усеяна огромными валунами. Так показалось бы невнимательному путнику, случайно забредшему сюда, – тем более что сейчас как раз были сумерки, быстро сменявшиеся ночной тьмой. (В земле драконов то ли по какому-то необъяснимому капризу природы, то ли по желанию Небожителей сутки делились ровно надвое, и это была не единственная странность: само понятие «времена года» тут отсутствовало.)

Так что ошибка была бы простительной и легко объяснимой. Особенно если учесть, что во время контакта с Небожителями любому добропорядочному дракону полагалось замереть, сжавшись в комок, закрыть глаза, втянуть, насколько возможно, голову в плечи и сложить крылья… и вообще, стараться даже не дышать, всячески подчеркивая торжественность момента и свою собственную