ты хоть об этом помнишь! А о разных часовых поясах ты забыла, конечно…

— Ой, прости, дорогая!

— Так, со временем мы определились. Теперь давай определимся с обстановкой. Ты где?

— Я — в ванной!

— Интересное кино! Наручники на тебе есть? А кляп?

— Рая, это ты о чем?

— Ну да, если бы был кляп, ты бы не говорила. А раз ничего не знаешь о наручниках, значит, их на тебе нет.

— Конечно, нет! Я сама добровольно зашла в эту ванную.

— Так, опиши ее!

— Кого?

— Не «кого», а что! Ванную, конечно.

— Ну, это огромная комната размером с мой зал с огромной же угловой ванной… Очень красивый кафель, все сверкает, есть душевая кабинка…

— Достаточно! Ты во дворце?

— Нет, скорее, в замке.

— Так чего же ты хочешь от меня? Не можешь найти кран с горячей водой?

— И это — тоже! Но главное, я потеряла голову!

— Обратись в бюро находок!

— Рая!

— Что «Рая»? Тебе давно уже надо было ее потерять!

— А если я натворю глупостей?

— Отлично! Будет хоть о чем вспомнить!

— Рая! Осенью я ухожу на пенсию!

— Ну, по твоему внешнему виду об этом никогда не догадается ни одна команда знатоков в «Что? Где? Когда?», ни один из игроков в «Своей игре». А если бы эти умники слышали наш диалог, то тебе не дали бы и восемнадцати. Чего ты боишься? Кстати, а кто он?

— А как ты догадалась?

— Я всегда дружу с логикой.

— Даже ночью?

— Скорее уж ранним утром. Мне повторить актуальный вопрос?

— Мотин крестный! Я уехала с ним и не приехала в гостиницу. Что люди обо мне подумают?

— Наташка! Ты всю жизнь об этом думаешь! Какая разница, что они подумают! Тебе ведь не придется убеждать их в обратном!

— Нет, конечно…

— Вот и прекрати думать, мудрая ты наша! Как я еще помню, ночью меня разбудил крик о помощи. А чем я могу тебе помочь по телефону? Только советом!

— Каким советом?

— Может, тебе надо искать не кран с горячей водой? Айсберги тают не только от горячей воды… Все! Пока!

В глубокой задумчивости Наталья Николаевна положила телефон на мраморный столик и начала медленно раздеваться. В душевой кабинке она еле разобралась с краном и долго стояла под холодным душем, борясь со своими мыслями, комплексами и предрассудками.

— Да, я веду себя глупо, даже смешно. Мне уже три раза по восемнадцать. Я не хочу, чтобы Серж смеялся, я хочу видеть его улыбку, — шептала она, растирая себя белым пушистым полотенцем.

— Натали! С тобой все в порядке? — услышала она за дверью его голос.

— Ну все! Иди! — приказала она себе и, открыв дверь, шагнула ему навстречу.

В слабо освещенном коридоре он обнял ее.

— Знаешь, я уже успел соскучиться…

— Извини, я звонила подруге.

— «Звонила подруге»? — удивился он. — А, ну да, конечно. Ты не хочешь перекусить? А выпить?

— Если только сока…

— Пошли на кухню, — предложил он. — Подожди, ты же босая.

Не долго думая он поднял ее на руки.

— Серж, не надо, — тихо попросила она. «Не надо носить на руках старуху», — мысленно продолжила Наталья Николаевна.

Эта мысль испугала ее, от ужаса, мелькнувшего перед глазами, она закрыла глаза.

— Надо! Не волнуйся, пожалуйста. Это всего лишь кухня, — успокоил он ее и посадил прямо на большой стеклянный стол. — Яблочный подойдет? — отойдя к холодильнику, спросил он.

Она кивнула и, взяв из его рук стакан, отпила немного сока.

— А теперь закрой глаза и доверься мне полностью, — прошептал он, снова поднимая ее на руки.

И руки, которые несли ее, как ей казалось, к месту падения, представились ей самыми сильными и самыми надежными во всем мире, в целой вселенной. И она вверила им себя и доверилась ему, как он и просил, целиком: она отдала ему душу, тело и остатки, жалкие крохи меркнувшего сознания…

— Натали, Натали, как вас любил поэт! Тысячи строк он посвятил вашей красе, Натали, — услышала она, когда ее рассудок, пробравшись через руины сознания, ожил, и она поняла, что может мыслить.

«Моя душа соизволила наконец вернуться в мое бренное тело, но я почему-то не очень этому рада. Я предпочла бы подольше оставаться в том бессознательном состоянии, в котором была. Не только из-за того, что я не хочу выходить из состояния блаженства, в котором все еще нахожусь, но еще и потому, что вместе с моим сознанием проснулась и моя совесть, которая уже начинает мучить меня», — думала она, боясь открыть глаза, боясь пошевелить даже пальцем.

— Давным-давно я пел эту песню… Тогда у меня не было Натали… Сейчас есть, но я не могу найти таких красивых слов. Наташа, но они есть! Они у меня в сердце! Прошу тебя, прочти их. Я знаю, ты сможешь. Прочти их и поверь им! Ты сможешь? — шептал он, обжигая своим дыханием и горячими губами ее щеку.

— Я не знаю…

— Прочти, — настаивал он, — и не пропусти таких: я полюбил тебя с первого взгляда, будь моей женой.

— Ты не можешь говорить это серьезно! — собрав в себе остатки сил, возмутилась она.

— Я серьезен как никогда!

— Сергей, мне… Я почти на пенсии…

— Замечательно! Мне не надо будет делить тебя с твоей работой.

— Сережа, у меня есть внук!

— Прекрасно, он же мой крестник, а тут я его еще и увнучу.

— Нет такого слова…

— Зато есть такое дело!

— Сережа, ты можешь испугаться однажды утром, увидев мою седину, которую я не успею закрасить…

— А вот у нас в роду седеют поздно. Но чтобы успокоить тебя и на сей глупый счет, я могу перекрасить волосы в седой цвет, а потом мы уже вместе будем думать о краске… Да, мы уже немолоды, но жизнь ведь длинная… Мы еще успеем побыть счастливыми. За свои пятьдесят шесть я этого просто не успел. Служба, война, борьба за существование…

— Может быть, ты и прав. Я совсем не соображаю… На меня столько разом всего навалилось: Маша, внук, ты… Может, ты поймешь меня, если я признаюсь тебе… Ты мой первый мужчина за последние двадцать лет…

— Наташа!

— Ничего не говори! Я понимаю, что я ненормальная.

— Нет! Ты святая!

— Нет! Только не это! Я устала быть айсбергом…

— Нет, ты скорее вулкан, чем айсберг. — Он привлек ее к себе. — Спорим!

Но они не стали спорить. Им нечего было делить. Они просто стали одним целым…

Ее разбудило солнце. Не открывая глаз, она старалась навести порядок в своем распавшемся на части теле, рассыпавшейся на атомы душе, разобраться с поднявшей голову совестью.