губу. — Понимаю, что вам не очень-то приятно выслушивать такие «комплименты», но уж потерпите. Так вот, Альбина Николаевна… Пока вы кружили головы мальчишкам и кокетничали со старыми холостяками, я не находил нужным вмешиваться. А теперь я вынужден быть неделикатным, и, поверьте, удовольствия мне это не доставляет… Так вот, мне хотелось бы знать, что вы с Алексеем намерены делать.

Альбина молчала, разглаживая юбку на коленях.

— Альба, — негромко сказал Кент, — я уже тебе сказал — можешь не отвечать, если не хочешь. И чтобы ты не думала лишнего, должен сказать, что я вовсе не считаю, что вправе вмешиваться в ваши дела. Но боюсь, что в таком случае придется объясняться Алексею и в обстановке менее благоприятной. Насколько мне известно, этот вопрос намерены обсудить на ближайшем заседании партбюро. И мне будет очень сложно высказаться как-то определенно, если я от тебя ничего не услышу. Да я и не хочу допускать этого обсуждения, но Валиулин настаивает, а разубедить мне его нечем.

— Это… она так? — с трудом спросила Альбина.

— Нет, Мария Анатольевна здесь ни при чем. Валиулин, правда, разговаривал с ней, но о чем именно, не знаю… Дело в другом. Вы так явно… демонстрируете свои чувства, что многие расценивают ваше поведение как вызов.

— Вы тоже так считаете?

— Я никак не считаю, потому что ничего не знаю. Вот почему и спрашиваю у тебя.

— А почему не у Алексея?

— Он говорить не хочет… И я его понимаю. У него положение куда сложнее, чем у тебя. Будь ты юной несмышленой девочкой, я и заговаривать об этом не стал бы. Но ты взрослая и очень неглупая женщина и вполне ведаешь, что творишь.

Альбина прямо посмотрела на него:

— И что же я, по-вашему, творю?

— Не знаю, Альбина. Откровенно говоря, если бы я был уверен, что это очередное твое увлечение, каких на моей только памяти было немало, я был бы спокойнее. Но сейчас, похоже, дело серьезное, так?

Альбина, помедлив, кивнула.

— Вот видишь… И надо ли допускать, чтобы ваши отношения стали предметом публичного разбирательства? А вряд ли этого удастся избежать, если вы и дальше будете вести себя так. Что там у вас на самом деле, никто не знает, но внешне ваши отношения выглядят как самая заурядная, пошловатая интрижка. Это первое. А второе, куда более существенное, — речь идет о судьбе пяти человек, ты должна понимать это.

— Я понимаю, Иннокентий Дмитриевич… — Альбина помолчала. — Видите ли… Алексей действительно любит меня. И он уже предлагал, даже настаивал… чтобы я вышла за него. После развода, разумеется, — торопливо добавила Альбина. — А я попросила подождать. Я еще сама не могу понять… ну, насколько это серьезно у меня.

— А в нем ты уверена?

— Мне кажется, у него это действительно очень серьезно.

— Значит, все-таки только кажется?

— А разве можно до конца быть уверенным в этом?

— Можно, Альбина. А в вашем случае просто нужно. Алексею уже тридцать восемь лет, да и тебе не двадцать пять. То время, когда втайне тешишь себя мыслью, что в случае неудачи все еще можно исправить, для вас проходит, если уже не прошло. У Алексея двое детей, он любит их…

— Я знаю, — вставила Альбина.

— И если ему придется расстаться с ними, для него это будет тяжелым ударом… — Кент помолчал. — Не хочу, чтобы ты поняла мои слова как попытку разубедить тебя, но, видишь ли, Алексей в том возрасте, когда многие мужчины склонны считать, что их жизнь сложилась не совсем так, как нужно. Что они женились не на той женщине, выбрали не ту профессию, не добились того, чего могли бы и чего по праву заслуживают. И я не совсем уверен, что и Алексей… не поддался этому миражу. А если ты еще и сама, как говоришь, не до конца уверена в нем…

Альбина выпрямилась и резко спросила:

— Скажите откровенно, Иннокентий Дмитриевич, чего вы хотите?

— А ты еще не поняла?

— Чтобы мы пришли к какому-то определенному решению, так? Или — или?

Кент вздохнул.

— Это было бы совсем неплохо, но мне кажется, что сейчас к такому решению вы вряд ли способны. Хотя и оставлять все как есть тоже неразумно.

— И где же выход?

— А если вам на какое-то время разъехаться? Скажем, на два-три месяца?

— Проверка чувств на расстоянии? — усмехнулась Альбина.

— А что? — серьезно сказал Кент. — Средство древнее, как мир, и нередко дающее превосходные результаты, по себе знаю.

— Даже так? — Альбина натянуто улыбнулась.

— Вот именно… Тебя такой выход не устраивает?

— Еще не знаю.

— А ты подумай.

— Уехать придется, конечно, мне?

— Естественно.

— А куда?

— Томск тебя устроит?

— Томск? — удивилась Альбина. — Но там же не наша АСУ.

— Ничего, сделаем как-нибудь, это уж не твоя забота.

— А почему именно Томск?

— Во-первых, это достаточно далеко. А во-вторых, работы там до Нового года.

— И вы хотите, чтобы я…

— Да. Три с половиной месяца срок немалый.

— А если я не соглашусь?

— Послушай, Альба, я ведь не для себя все это делаю…

— Ну хорошо, хорошо, — торопливо сказала Альбина, — но подумать-то можно?

— Можно. До понедельника. Хватит?

— Наверно, — подавленно сказала Альбина.

— И еще один совет…

— Да?

— Вряд ли Алексей захочет, чтобы ты уезжала так надолго.

— Конечно.

— Так что решай по возможности сама, без него. Потом можешь сослаться на меня: я приказал — и точка. А его мы можем на несколько дней послать куда-нибудь… чтобы вам было легче разъехаться.

— И все-то вы продумали, Иннокентий Дмитриевич…

— Да уж пришлось.

— Золото вы, а не начальник, — без всякого выражения сказала Альбина. — Только от вашей железобетонной логики почему-то плакать хочется…

Альбина действительно едва не расплакалась, но сдержала себя и, прямо глядя на Кента, неприязненно сказала:

— А ведь вы ни в какую серьезность моих чувств не верите, я только сейчас поняла это. Вы уверены, что уеду я на три с половиной месяца и забуду Алексея, да?

— Ну, если уж ты так ставишь вопрос… — Кент помолчал и нехотя признался: — Да, я хотел бы, чтобы все было именно так.

— Потому что так вам было бы спокойнее?

— Отнюдь, — Кент покачал головой. — Во всей этой истории моя главная забота — не буду скрывать — не о вас с Алексеем, а о Марии Анатольевне и детях.

— Ну, допустим, я отступлюсь от Алексея… А как же они дальше жить будут? Он же не любит ее!

— Они прожили вместе тринадцать лет. И, по-моему, совсем неплохо жили, пока ему не взбрело в голову влюбиться в вас, Альбина Николаевна.

— Это не ответ, Иннокентий Дмитриевич, — решительно сказала Альбина.