Там сям небольшие изменения в моем облике и вот я уже себя не узнаю в зеркале, — я стала, какой то совсем обычной девушкой, с болезненной худобой, точно мышка серенькая.

Даже Любава не удержалась, сказав, — Ты стала такой невзрачной, и прикрыла в испуге рот ладошкой. — Я не хотела тебя расстроить, просто вырвалось. — Я смотрю и пугаюсь, ты стала совсем чужая даже голос, если б сама не видела, как ты меняешься то и не узнала бы тебя, встретив на улице.

Дар мой пока не восстановился в полной мере, и много энергии я отдавала Андрею, так что если меня будут искать маги, то могут и не почувствовать. Закрываться я тоже пока не могла сама, и Питирим приготовил мне пару амулетов, скрывающих мою сущность, заверив, что пробить их невозможно даже сильным колдунам. А еще удивил, подсадив на меня Анчутку. Анчутка — это мелкий бес, мы их видели часто, в лесу их живет много, да и мне по работе приходилось часто сталкиваться с ними. Колдуны частенько, присаживают их, к кому ни будь, вредить и сосать жизненную энергию. Питирим же приручил Анчутку и назвал ее или его Чебурашкой, с полом у чертей сложновато разобраться, и, дав мою вещь при мне, заставил запомнить меня, и приказал охранять и присматривать. Думаю, что и шпионить за мной тоже, но я благоразумно придержала эти мысли при себе. Больше всего я переживала за то, что моего ошейника не хватит до Алексеевки, и проверить возможности не было, мы в осаде и не пробежишься проверить, — докуда тянется мой поводок. Но, решили попробовать пока этот вариант, если же не получится Валерию увести меня, то мне придется пожить у оборотней, а там Питирим, заверил меня, что он что ни будь, придумает.

Валерий пришел за мной около полуночи и долго удивленно таращился на меня, порываясь потрогать.

— Ты разочарован? — Не удержалась я. — Я ведь стала совсем обычной и далеко не красавицей.

— Нет, удивлен, не ожидал, что ты так изменишься, ты совсем другая, даже чужая, — но я привыкну.

Простилась с родными, поцеловала спящих малышей и в путь. В дорогу я оделась как обычно, куртка джинсы и удобные ботинки. Валерий должен был довести меня до дома своей знакомой старушке, сказав, что я теперь похожа на ее внучку и поэтому утром она приведет меня к дому Валерия, как бы со стороны и это не вызовет никаких вопросов. А внучка была в гостях у бабки совсем ребенком, и ее мало кто помнит, родные не балуют бабку визитами. Вал быстро шел по тонкой тропинке, изредка оглядываясь, как я себя чувствую и поспеваю ли за ним. Мне же за ним приходилось бежать, так быстро я давно уже не ходила, но я не жаловалась и старалась не отставать. В таком темпе, мы шли больше часа, и я сильно устала, хорошо, что он еще забрал мою сумку, и я шла налегке. Скоро послышался редкий лай собак, и запахло дымом и жильем. Вал остановился и внимательно меня осмотрел.

— Как ты себя чувствуешь?

— Хорошо, — вздохнула я, — Ошейник не давит, только устала с непривычки, я давно никуда не ходила да еще в таком темпе.

Он тоже облегченно вздохнул, и прижал меня к себе.

— Запомни, я знаю, ты умница, но здесь в Алексеевке, я твой учитель, а ты ученица, поэтому не спорь, не прекословь и слушай меня внимательно.

Я прижалась к его груди носом, — Хорошо, не беспокойся, я постараюсь.

— Уже рядом, вон там избушка, и я тебя там оставлю.

Мы пошли уже спокойней и я, оглянувшись, увидела, как тропинка за нами исчезает, оставляя позади за нами нетронутый пласт снега. И как он это делает, удивилась я, ведь не чувствую магии совсем. Пара минут, и мы вышли к старой покосившейся низенькой избушке с крохотными мутными окошками. Так и хотелось глядя на нее сказать, — избушка, избушка, повернись к нам передом, а к лесу задом. Вал стукнул в дверь и втолкнул меня в дом, дверь была не заперта.

Маленькая сухонькая старушка встретила нас, проворковав, — Здравствуй Леночка внученька, зови меня просто бабушкой.

Вал пошептался со старушкой, пока я раздевалась, поцеловал меня непривычно спокойно, и убежал. Видно еще не совсем привык к моей внешности. Я огляделась, одна комната, просто, даже бедно обставленная. Старая железная кровать, кривой стол и пара табуреток. Чужеродными здесь в доме, смотрелись — большой плоский телевизор, и современный холодильник. Мне старушка молча постелила на скамейке у печки, я только вытянулась как сразу же и уснула.

***Валерий

Валерий и злился на Питирима и в тоже время был ему благодарен. — Ох, как бы мне не пришлось это заплатить слишком дорого, — размышлял он, быстро шагая по тонкой тропке в лесу, когда отправился забирать из Чудной деревни Елену. Но не жалел не о чем, и если б снова все повторилось, сделал так же, не сомневаясь. Пытался понять, что его так влечет к Елене, ладно бы первая любовь, а кстати… Он долго пытался вспомнить свою первую девушку и не получилось, — все врут, или, люди живут по сравнению с нами не долго, вот и запоминают свои первые эмоции. Когда Питирим предложил ему встречаться с Еленой, Валерий был зол, но знал, что не откажется, просто не сможет. Он, тогда вернувшись в Алексеевку только и думал, как ему не просто познакомиться, а заинтересовать и удержать Елену. Долго мучился, что же ему надеть, как баба, весь гардероб перетряхнул и долго стоял перед зеркалом, созерцая бородатое заросшее лицо. Совсем себя запустил, расстроился он глядя на себя. Побрился сам, а вот стрижку заказал, на следующее утро, вызвав к себе Алексеевского парикмахера. Нет, можно было съездить и в город в дорогой салон, но у них был здесь местный стилист, вернее, когда то он был пациентом, приехал из Москвы на лечение, и остался. И был он как раз таки очень крутым и известным, но болезнь не разбирает, а когда уже у него и надежды не было кто — то шепнул ему про Валерия знахаря, он и добрался сюда. Валерий даже засмеялся, вспомнив как первый раз увидел, это чудо в перьях. К нему на прием вошел, пританцовывая молодой человек, разряженный в яркие цвета и какие — то нелепые ультрамодные одежки, и он напомнил Валу по расцветке попугая. Вал терпеть не мог