Всё изменилось, когда Ворон принялся копаться совсем недалеко от меня, разгребая мощными лапами ил и водоросли. Похоже, в том самом месте, где я приколол Волка к болотному дну. У меня вмиг перехватило дыхание от прозрения.... Я пригвоздил его к СПИНЕ Царя болот. Что-то там пернатого зверя заинтересовало, и он принялся долбить клювом, пытаясь это добыть. Не мог же я ранить Царя? Или?.. Отчётливо вспомнилось, как с использованной Яростью моё оружие глубже ушло в дно. В панцирь. Но при таких размерах зверя, какой он должен быть толщины? Похоже, это интересовало и Ворона, что уже расчистил от мусора круг в несколько шагов и неустанно клевал панцирь. Звук стоял такой, словно там Зимион лупил своей булавой по камню. Ещё сотню вздохов ничего не происходило, а затем мне на грудь словно уронили быка. Казалось, что из меня вмиг выдавило весь воздух, хотя такого быть не могло и это ощущение тяжести было не настоящим. Такое же воздействие, я испытал когда-то ночью под гневом старейшины Школы — давление силы Воина.

Какая там техника маскировки! Я замер, вжался спиной в вонючие водоросли, забыв, как дышать. Ворон тоже испуганно заклекотал и затрепыхался. Видно было, что хотя ему и приходилось легче, чем мне, но всё равно лапы его толком не держали. Он подпрыгнул раз, другой, неловко хлопая крыльями и пытаясь взлететь, но откуда-то сверху вдруг опустилась огромная пасть и с хрустом сомкнулась на нём. Уродливая, покрытая наростами и шипами башка, с вертикальными, чёрными зрачками в огромных оранжевых глазах, медленно повернулась, оглядываясь и снова поднялась вверх и влево, исчезая из виду.

Я не сразу осмелился начать дышать, только когда в груди стало печь, сделал первый вдох. Интересно то, что из всех птиц произошедшего испугались и разлетелись в стороны только ступившие на этап Воина, а вот всевозможная мелочь Закалки продолжала беззаботно рыться в кучах мусора, словно ничего не случилось. Они что, даже не почувствовали этого давления небесной силы? Странно.

Зато окончательно уверился на чьей спине путешествую, вспомнив короткую запись в списке ватажников. Змеиношеяя Черепаха. Один в один как та, что помешала мне в схватке с Волками и чуть не лишила глаза. Только невероятно огромная. Звери идут разными путями. Кто-то становится быстрее и обретает странные способности, повторяющие техники людей. Кто-то увеличивается в размерах или обретает огромную силу. Но никогда Гунир не рассказывал баек о таком огромном Царе зверей. Я слышал, будто есть звери, которые растут всю жизнь, но то, что я видел, выходило за грань разумного. Как Черепаху держат ноги, сколько еды ей нужно и что она вообще ест? Впрочем, ответ на последний вопрос я только что видел. Ужасный Ворон, размером вдвое больше быка оказался проглочен одним движением. Если там, в центре болот вдоволь того, что ест эта тварь, а на слабаков она, похоже, не разменивается, то Воину всего четвёртой звезды нужно бежать, как только будет сделан первый шаг в ту сторону.

Я с беспокойством огляделся, но пока всё в порядке. С левой стороны всё так же видна стена Небесного леса — Черепаха продолжала ползти по краю своих земель. И я продолжил медитировать, втягивая в себя энергию неба. Вот только теперь было отчётливо видно, что с той стороны, где съели Ворона стало прилетать больше нитей. Гораздо, гораздо больше... Я крепился долго. Может быть час. Но всё же не выдержал и сначала выбрался из-под своих водорослей, а затем прислушиваясь и не сводя глаз с той стороны, где виднелась голова Черепахи на толстенной шее, приблизился к очищенному от тины участку, наконец, увидев то, что так интересовало Ворона.

Чёрный, то ли от грязи, то ли сам по себе панцирь, больше похожий на бугристый камень, будто без старания выложенная мастеровыми мостовая. И выщербленная яма в нём, глубиной в локоть, сейчас наполненная почти прозрачной жидкостью. Это точно не кровь, но энергии в ней полноводная река. И именно моей стихии, радостно стремившейся ко мне, едва я делал привычное усилие воображения для медитации.

Я повёл себя лишь чуть осмотрительнее глупой птицы. Едва понял — улетевшие сильные звери совсем не спешат возвращаться на съедение, как жадность оказалась сильнее разума, сильнее страха того, что Царь, взглянув назад, заметит меня. Следующие дни я провёл в двух шагах от трещины, там, где странная жидкость собиралась в лужицу, непрерывно медитируя без перерывов на сон. И всё это всего лишь с уже засохшими водорослями на плечах и глупой голове! Хорошо хоть развернувшись лицом по ходу движения и не сводя глаз с головы Черепахи. Если бы не оставшиеся крохи разума, то я и вовсе бы использовал Духовный Круговорот. Особенно тогда, когда трещина в панцире начала подживать, а количество силы вокруг меня уменьшаться. Но сдержался. Слишком уж велик размер пасти и свежи воспоминания.

Даже отсюда, с моего места было страшновато глядеть на то и дело на ходу ныряющую в болото голову Царя зверей. Впрочем, мне и без этого хватало тревог. Срубленное деревце прикрыло царапину на панцире, но вот замаскировать истекающую из неё энергию не смогло. А значит, то и дело появлялся кто-то, кто решал проверить в чём дело. Благословение Небес, что никого и близко схожего в силе с Вороном рядом со мной не оказывалось. Указ страха и птица улетает прочь, гадя на лету от ужаса. А если что-то более серьёзное... Выгадать момент, когда Царь точно смотрит в другую сторону или опускает голову в болото, и Шип обрывал мои страхи. Впрочем, сначала перестала сочиться эта странная некровь, затем начала зарастать трещина, после и полведра оставшейся в неровностях жидкости отдали мне всю свою энергию, и количество нитей силы вернулось к прежнему уровню. А я, наконец, вернулся к холмику и забылся беспокойным сном.

В себя я пришёл только ночью. Первое, что я увидел, открыв глаза, было звёздное небо. Оно нависло надо мной бездонной чашей. Редкое зрелище. Не помню, сколько месяцев назад я глядел на него в последний раз. В лесу небо почти всегда скрыто от меня за сплошным покровом листвы. В городе мне некогда было поднимать голову. На ферме? Не помню. Зато отлично помню, как в Школе задумался над тем, не могут ли совпадать созвездия неба и созвездия техник в теле. Хорошо, если бы это было так. Даже не потому, что это может помочь мне с возвышением, а потому... что это красиво.

В Пустошах я любовался голубым небом, сейчас впитывал в себя чудо ночного. Сомневаюсь, что не пройдясь три дня назад по грани между победой и смертью, я смог бы сейчас оценить всё совершенство переливающихся надо мной звезд. Сначала жажда жизни, затем силы, которые вскружили мне голову, а сейчас... Сейчас мне было безразлична сила, текущая мимо меня, всё внимание захватило Небо.

Тёплые фиолетовые, холодные голубые искорки, иногда скрываемые от меня тонкой пеленой облаков. Луна едва светила, сегодня совсем тонкая, не мешая наслаждаться завораживающим танцем звёзд под музыку ветра в Небесных исполинах. Мне не мешали ни крики ночных птиц где-то в стороне, ни крики зверей в лесу, ни даже шлепки огромных лап Царя. Всё это вплеталось в красоту ночи, лишь делая её ещё пронзительнее. Помешал мне рассвет, скрывший звёзды, к которым я так тянулся ночью. Он же напомнил и о том, что Неба не достигнет тот, кто не пользуется его подарками.

День за днём я повторял безумство возвышения на спине Царя. Нет, снова нанести рану огромному зверю я не рискнул. Но и без того энергии что окружала меня, хватало для двойного результата. Давно не встречалось мне таких хороших мест для возвышения. Забудем об общей площадке для возвышения в дне пути от города, даже окрестности второго лагеря Волков, находящиеся гораздо глубже в лес, уже мало устраивали меня. А ведь у меня всего четвёртая звезда! Терять годы на преодоление рангов, как простые ватажники, меня совсем не прельщало. Потому-то я рисковал, обходя места силы даже с толком недействующими техниками. И теперь спешил воспользоваться своей удачей. Снова медитировал двести вдохов, проверял вижу ли лес и щедро выплёскивал энергию в тело, без всякой оплётки, непрерывно наполняя его туманом силы до предела, с каждым разом усилием воли выдавливая его за пределы кожи всё сильнее и сильнее, видя, как энергия покидает меня искрящейся пылью. Можно считать, что подарок Небес я тратил на исправление прошлых ошибок. Силы было так много, что она даже сама просачивалась из тела в меридианы, наполняя их не через исток и впитываясь во все узлы.