скользят не облака, а летит на крыльях черная тень горя горького. Самим бы выжить, а тут еще эвакуированные.

Когда серый рассвет осветил санный путь, подвода почтальонки тетки Лены высадила возле продмага четырех ребятишек – трех девчонок и мальчишку. В плохоньких пальтишках, они переминались на морозе с ноги на ногу, тесно прижавшись друг к другу, чтобы согреться. Все без валенок – в тонких ботиночках на шнуровке, сразу видать, что городские.

Девочек местные женщины разобрали быстро, а мальчишку никто не брал. От пацанов шума много – толку мало, ни козу подоить, ни в доме прибрать, ни печь вытопить. Набычив лоб с рыжей челкой, он стоял столбом, засунув руки в рукава, и его плечи мелко порошило снежной крупкой. Наконец мать Валентины не выдержала:

– Замерзнет ведь парень. Поди, Валюха, приведи. Не могу взять грех на душу.

Кроме Валентины, своих детей у матери было трое. Валентина сразу смекнула, что теперь чугунок картошки будет делиться не на четыре, а на пять частей, да еще поросенку очистки надо. Зачем им лишний рот?

Звали мальчишку Вовка. Он был рыжий, молчаливый и шибко умный, потому что учился на одни пятерки и все время читал книжки. Учительница на него нахвалиться не могла. Мать из-за этого Вовки их с сестрами поедом заела: берите, мол, с Вовки пример: он умный, на инженера выучится, а вы, дурехи, так и останетесь в колхозе коровам хвосты крутить. И за обедом лучшая картошина доставалась не ей, Валентине, как старшей, а Вовке. Сирота, вишь ты, безматерняя.

Подумаешь, сирота! Кого этим в войну удивишь? В их семье тоже батьку на войне убило, мать вон, почернела с горя. Проклюнувшаяся в душе маленьким семечком, ненависть к Вовке постепенно разрослась развесистыми репьями, дойдя до такой степени, что Валентина порой даже ревела от злости. И вот однажды, когда она полола капусту в огороде, ее окликнула председательша Лидия Аверьяновна.

– Валя, слышь, какое дело, – Лидия Аверьяновна очень торопилась и говорила быстро, с придыханием. – Мне тут со станции позвонили, просят передать, что завтра в три часа через них пойдет состав, где начальником поезда отец вашего Вовки. Ты ему накажи, пусть караулит отца-то. Не каждому такое счастье выпадает – в войну встретиться.

– Обязательно передам, – не моргнув глазом соврала Валя, внутренне холодея от уверенности, что промолчит.

Обман раскрылся через пару дней, когда Лидия Аверьяновна зашла к ним в избу узнать, как прошла встреча. Оправдываясь и изворачиваясь, Валентина громко рыдала, размазывая по щекам слезы и сопли. Мельком она поглядывала на Вовку, ожидая, что он зазвездит ей в глаз или, на худой конец, оттаскает за волосы. Но Вовка только сжал губы в нитку, так что его худые щеки впали еще больше. А наутро, когда мать встала обряжать скотину, обнаружилось, что Вовка ушел, сгинул без следа. Бабы потом говорили, что кто-то видел мальчонку в лесной гати, прямиком возле Гиблых болот.

Знала бы Валентина Степановна, что память о той детской подлости не даст ей спокойно жить на свете – за руку бы отвела Вовку к отцу и в ногах вывалялась, упрашивая простить. По молодости, за суетой дел, вроде бы и нечасто вспоминала Вовку, а к старости – хоть головой о стенку бейся – стоит перед глазами со своими рыжими волосами и кривенько так улыбается: мол, еще неизвестно, кому, ты, Валентина Степановна, хуже сделала, мне или себе. У старых грехов длинные тени.

Столько лет прошло, столько свечей за здравие того Вовки поставлено, а душит совесть, спать, пить, есть не дает, молотком стучит в виски, поднимая кровяное давление. Вот и внучка, Аглая, оказалась – копия Вовка, наверняка, чтобы еще больше душу разбередить.

С коротким стуком в дверь купе заглянула проводница:

– Чаю не желаете?

– Нет, спасибо.

Потерев рукой лоб, Валентина Степановна задохнулась от мысли, что невестка – Аглаи-на мать – Владимировна. Неужели? Не может быть! Не в силах сдержать стон, она поднялась и вышла в коридор. Хлещущий в лицо ветер из полуоткрытой форточки помог ей не потерять сознание. Надо бы разузнать точно, но спросить теперь не у кого, потому что невесткины родители умерли, а Вовкину фамилию она не помнила.

Прямо с вокзала, едва забежав домой, Валентина Степановна отправилась к нотариусу и отписала квартиру на Аглаю, чтобы хоть этим поступком искупить свою давнюю вину.

* * *

«Счастья нельзя дождаться, но можно научиться его понимать», – подумала Аглая и вторым витком обмотала шарф вокруг капюшона. Одна варежка сорвалась с руки, и ледяной ветер сразу же забрался в рукав. Аглая поймала губами колючую снежинку и засмеялась. Дома, деревья, рваные облака, сквозь которые летел месяц, – все неслось вскачь на белой снежной карусели. Крутыми спиралями вверх с дорожки поднималась вьюжная поземка, и в свете фонарей блестело темное зеркало ледяной корки. Рискуя упасть, Аглая прокатилась на скользанке, глубоко оступившись в рыхлый сугроб. Непогода всем хороша – одно плохо: придется отказаться от дневной прогулки и продержать детей в группе. Она порадовалась, что вчера догадалась взять в методкабинете диапроектор и коробку с диафильмами. Удивительный факт, но дети, выросшие на компьютерах, обожают старые рисованные диафильмы. После просмотра диафильма, например, «Три жадных медвежонка» можно будет разыграть сценки и потом слепить фигурки мишек и как раз уложиться в режимный момент, отведенный на прогулку.

Новый порыв ветра разбросал по лицу пряди волос, выбившиеся из-под шапки. Около подъезда зашаркал лопатой дворник.

Аглая любила идти на работу ранним утром, когда в домах только начинают вспыхивать золотые брызги электрического света. Темно, малолюдно, и кажется, что сейчас ты одна в сказочном городе.

– Доброе утро, Аглая Леонидовна, – неожиданно звонко прозвучал за спиной голос заведующей детским садом.

– Доброе утро! Вы на работу? – немного удивленно спросила Аглая, потому что заведующая обычно приходила к восьми часам, а сейчас еще только половина седьмого.

– Нет, гуляю с собакой, – тряхнув поводком, заведующая негромко позвала: «Тошка!», и почти мгновенно из-за угла дома вылетела забавная собачонка с короткими лапами и торчащими ушками. Аглая могла бы поклясться, что при виде ее собака улыбнулась во весь рот.

– Симпатяга! – восхитилась Аглая. Присев на корточки, она провела рукой по пушистому загривку и едва увернулась от собачьего поцелуя в нос.

– Корги очень дружелюбные собаки, – сказала заведующая, – мы специально искали не кусачую породу.

– Вот бы Тошку привести на занятие! – Аглая почесала упругое собачье брюшко. – У меня как раз в плане стоит знакомство с домашними животными.

– Сами знаете, что нельзя. Уже лет десять, как СЭС запретила