– Это конец, – проговорила докторша, убирая руку и вглядываясь в лицо, на котором – теперь уже навсегда – застыла мечтательная улыбка. – Четыре пули. Наповал. Даже будь мы в шаге от клиники… даже будь здесь капсула… бесполезно. Ты понимаешь, Платина? Всё. Вот теперь точно всё. Подменой не отговоришься. Ничем не отговоришься.

– Агать…

– Не сейчас. Займись делом.

– Каким?

– Любым.

Здоровяк насупился, но ничего не сказал: развернулся на каблуках, куда-то дел пистолет и решительно протолкался к изрешеченному пулями телу уборщика.

Капитан почёл за лучшее не отсвечивать. Требовалось связаться с Гориным и доложить обстановку, что он и сделал. Стоически переждав громы и молнии, самым безобидным из которых было обещание немедленной позорной отставки, Фельдблюм осведомился о приказаниях, получил их, и всё-таки подошел вплотную к коленопреклоненной женщине.

Узкая ладонь скользнула по лицу Десницы, закрывая стекленеющие глаза, губы на секунду прижались ко лбу…

– Прощай, командир.

И после паузы:

– Дай руку, Анатоль.

Адвокат помог ей подняться, подставил плечо, обнял за талию. Лицо стоящей теперь женщины было не живее лица лежащего мужчины.

– Тебе нужен врач.

– В посольстве посмотрят, – шевельнулись подкрашенные помадой губы, неестественно яркие на побледневшей коже. – Это царапина, живописно, но ничего серьёзного. Дядь Гриш, поехали отсюда, нет моих сил, не могу я больше.

На Фельдблюма они не обращали внимания вообще. Его словно не было, и капитан решил на свой страх и риск попробовать изменить текущее положение дел.

– Госпожа Ставрина, генерал Горин предлагает вам охрану и…

Договорить ему не дали. Устремленный в никуда взгляд сухих, лихорадочно блестящих глаз женщины сфокусировался на нем, стал осмысленным…

– Генерал Горин?! Передайте генералу Горину…

Воспоследовавшая пространная тирада в переводе с русского матерного на русский литературный выражала серьёзные сомнения госпожи Ставриной в способности генерала Горина защитить собственный геморрой и советовала ему засунуть предложенную охрану в точку дислокации упомянутого геморроя.

Капитан Фельдблюм восхитился (про себя) богатством и образностью лексики. Определённо среди учебных заведений, оконченных доктором Ставриной, были университеты и помимо медицинского.

– Скажите генералу, – должно быть она выдохлась. Или просто высказала всё, что считала нужным, – что я с ним поговорю после похорон. Надеюсь, меня известят о времени и месте церемонии? Отлично. Платина, ты где?

– Здесь, – отозвался Кондовый из-за спин сгрудившихся возле тела уборщика людей. – Поди сюда, тебе надо на это посмотреть.

Докторша, по-прежнему опирающаяся на плечо Трейси, шагнула на голос, и Фельдблюм, в общем и целом, неверующий, был вынужден признать, что в «Исходе»[14] имеется-таки рациональное зерно. Мужчины, все, как один, крепкие профессионалы, расступались перед женщиной, как волны Красного моря перед Моисеем. Капитану и самому было интересно, что привлекло внимание пилота.

Тот уже успел задрать, частично разорвав, рукава форменной тужурки, а теперь оттягивал ворот, многозначительно кивая на открывшуюся левую ключицу. Почему никто даже не попытался помешать самоуправству явного гражданского, так и осталось загадкой для капитана. Свет дня стремительно угасал, но Фельдблюм разглядел наколку или клеймо. Латинские буквы, цифры…

– «VS», – хищно оскалилась доктор Ставрина. – Ясно. Поехали.

Посольство Заката, повинуясь мановению руки вице-консула, перешло на осадное положение. Посол, Артемий Горохов, не возражал. Более того: немедленно приставил к каждому из гостей по паре телохранителей. Не обладавших дипломатическим иммунитетом секьюрити и шофера лимузина задержали в Домодедово для дачи показаний (за руль сел Варфоломей), но молчаливых вооруженных мужчин хватало и без них. С точки зрения Агаты, это было чересчур, но её мнения никто не спрашивал.

Супруга посла, Наталья Ивановна, отказавшаяся от поста Матери Семьи ради того, чтобы разделить с мужем пребывание на Земле, хлопотала как наседка, под крылом которой неожиданно оказались три новых цыпленка.

– Садитесь, садитесь! Осторожнее, милая! Ох… врача, Николай, врача сию минуту! Никуда ты не пойдёшь, находилась уже! Да бог с ней, с обивкой, надо будет – перетянем! Варфоломей, сядь, кому сказано, не путайся под ногами! Кирилл, ну-ка, водки гостям, живо! Анатолий, голубчик, что с вашим пальто?

Только сейчас Анатоль обнаружил обожженную дыру в дорогом кашемире, совсем рядом с левой стороной груди. Свободный покрой спас, не иначе…

– Ни-ни-ни! Сиди, не вскакивай! Раз до сих пор не заметили, значит, и замечать нечего! Снимите-ка эту хламиду, не волнуйте девушку! Ну вот, видишь, ничего страшного… давай-давай… нечего кривиться… выдохни… хоп! Вот и умница, а теперь огурчиком осади!

Она суетилась, тараторила, всплескивала руками, но обмануть Агату было не так-то просто. У всех свои способы манипулировать окружающими, и кудахтанье Натальи Ивановны было всего лишь маской, под которой скрывались железная воля и острый ум.

– Как я могла его не засечь… – эта мысль не давала Агате покоя с самого порта. – Эмпатка долбаная… черт, да пусть не было там ничего, кроме тупого ожидания чего-то и замёрзших ног, но я-то, я-то хороша! Дура, какая же дура… расслабилась!

– А ну, успокойся, – жене посла надоело изображать клушу и в голосе прорезался металл. – Да, не засекла. Никто не засёк. Ни Григорий, ни охрана, ни этот капитанишка. Нечего всё брать на себя, молода ещё. Вот станешь Матерью… наконец-то, доктор. Анатолий, пересадите Агату на каталку.

Через полчаса – рана и впрямь оказалась пустяковой, пуля скользнула по касательной – Агата сидела в кабинете посла и мрачно выслушивала последние новости. Следственные мероприятия продолжаются, но сотрудников посольства уже отпустили. Похороны состоятся послезавтра. Генерал Горин выражает свои соболезнования.

Транквилизаторы, навязанные врачом, помогали мало. Правду сказать, не помогали вовсе. Бред какой-то, ночной кошмар… проснуться бы!

– Артемий Васильевич! Я могу воспользоваться закрытой связью?

– Конечно, – посол был невозмутим. – Вас сейчас проводят в «тихую комнату» и объяснят, что к чему.

Еще минут пять спустя она осталась одна в небольшом помещении глубоко под землей, так набитом оборудованием, что едва оставалось место для одинокого кресла. Телохранители, один из которых быстро, но тщательно осмотрел комнату до того, как подопечная переступила порог, заняли пост за полуметровой толщины дверью. Здесь действительно было так тихо, словно весь мир перестал существовать. Кровь гулко пульсировала в ушах. Так… кто первый? Пожалуй, Заславский.