засела во мне очень глубоко. Пока не знаю, как проработать эту свою психологическую травму… Знаешь, я всю жизнь старался быть лучше, стремился быть первым во всем. Я изучал разные сферы магии, я постоянно превосходил своих ровесников. Я был лучшем в потоке, я вызывал у всех уважение. Я делал это в первую очередь ради самого себя и… ну да — ради отца, ради родителей. Мне очень хотелось, чтобы родители мною гордились. Мне хотелось, чтобы они видели во мне достойного продолжателя их рода. И у меня отлично получалось, будем честны. Я всегда ощущал на себе давление от посторонних, которые смотрели на меня как на сына Наставника академии Армариллис и ждали от меня… чего-то эдакого. Но я никогда не давал повода для того, чтобы насмехаться надо мной. А тут…

Он снова запнулся, подбирая нужные слова.

— Ощущение, что облажался по полной программе? — улыбнулась я.

— Точно, — усмехнулся Калипсо. — С этой треклятой Печатью Мироздания все пошло насмарку. Я стоял тогда на выжженном поле, смотрел на перепуганных волшебников, и видел в их глазах только враждебность и осуждение. И вот это вот выражение лица в стиле «ну-ну, мы так и знали, что когда-нибудь он облажается, мы так и знали, ха-ха!». Мне было очень больно в этот момент, Лори. Но если бы отец встал на мою сторону, я бы всех остальных волшебников воспринял иначе. Если бы я увидел в его глазах доверие и улыбку. А он…

Калипсо снова запнулся и тяжело вздохнул, медленно вдыхая и выдыхая в ритме дыхательной гимнастики. Аура его снова опасно завибрировала.

— Знаешь, Кэл… Я, конечно, не могу говорить за Наставника, и я не могу залезть ему в голову, но я совершенно точно уверена: он не считает, что ты «облажался», — твердо сказала я. — Когда ты уходил за Теневую пелену, ему было очень больно, Кэл. Он провожал тебя опустошенным взглядом и как будто не замечал никого вокруг.

— Тебе просто могло так казаться, — скривился Калипсо. — Ты хотела это видеть, и воображение подкинуло нужную картинку.

Я пожала плечами.

— Можешь думать что угодно, но я уверена в том, что видела. И я общалась с Наставником в течение года и каждый раз видела в его глазах печаль, которой раньше никогда у него не видела. Наставник всегда был открытый такой, веселый, жизнерадостный. Он больше не такой, Кэл. Он тоскует… А еще, я уверена, он испытывает колоссальное чувство вины за то, что допустил такое развитие событий… За то, что не был с тобой до конца откровенен. Ему тоже от этого всего больно. Ничуть не меньше, чем тебе.

— Тогда почему он не приходит, Лори? — скептично усмехнулся Калипсо, скрестив руки на груди. — Если бы ему было так хреново, как ты описываешь, он бы пришел. Логично, не?

Теперь уже я тяжело вздохнула.

— Я не знаю, почему, — ответила честно. — Но нет, я не согласна с тобой насчет логичности. Мне кажется, тут может быть много причин. Наставник усиленно работал над сохранением фортеминов в инквизиции Генерального Штаба, всячески старался соблюдать нейтралитет. Ему нужно сейчас быть и там, и тут, а с генералом Мэколбери был полный бедлам, думаю, Ильфорте было очень сложно сохранять баланс между всеми. Ты все-таки помни о том, что жизнь не вокруг тебя одного крутится, а твой отец занимает очень серьезный пост. Пост Наставника академии Армариллис — это не просто красивое звание начальника учебного заведения. От решений Наставника зависят судьбы сотен, тысяч волшебников. Если он сделает какой-то резкий неправильный шаг в угоду своим эмоциям и сиюминутным «хочу», это может очень дурно сказаться на нем. Ему постоянно приходится взвешивать каждое свое решение, просчитывать шаги наперед. Пытаться еще как-то балансировать в подобии дружбы с Томсоном Мэколбери, благо теперь его пост занимает Морис, и этот пунктик у Ильфорте уйдет из списка бесконечного напряжения. Ильфорте Брандт вынужден думать не только о себе и своей семье, но и о другой своей семье — о всех фортеминах. И заодно — о всех инквизиторах. О всем Форланде. О всем мире и мирах в целом. У твоего отца может быть множество причин, по которым он пока не мог перейти черту Излома реальности, и это нужно понимать. Ты, конечно, его единственный сын, и все такое, но глупо требовать к себе абсолютного внимания.

— Да я и не… — начал было Калипсо, но я перебила его, желая донести свою мысль.

— А еще он очень хорошо знает тебя, Кэл. И знает, что если ты во что-то упрешься, то тебя не переубедить. Ты Мориса-то со штыками встретил, хотя он персонально тебе ничего не сделал, а как бы ты на появление отца отреагировал? Да закрылся бы скорее всего где-нибудь, психанул, скрылся на задворках района, свалив подальше теневым путем куда-нибудь… Будучи в таком настроении, ты бы не стал слушать своего отца, Калипсо. Ты ведь не обрадуешься его приходу сейчас, не ври самому себе. Ты ощетинишься, как ежик, и запрешься в своей раковине еще больше, не давая к тебе приблизиться. И твой отец это хорошо знает. Он знает, что если ты не захочешь его увидеть, не захочешь идти с ним на контакт, то пытаться налаживать с тобой контакт бесполезно. Бесполезно разговаривать с тобой, когда ты не хочешь его слышать. А ты сейчас не хочешь, Кэл. И тебе для начала нужно разобраться с самим собой. А сейчас ты сам не готов общаться с отцом, вот у вас пока ничего и не выходит.

— Да я-то давно готов, — мрачно возразил Калипсо. — Но вот отец…

— Когда ты действительно будешь готов к встрече с отцом, то эта встреча сама как-нибудь состоится, и ты этому посодействуешь, — перебила я. — Ты можешь пытаться обманывать кого угодно, но хотя бы себе не ври, а? Ну и мне не ври. Мне врать тоже бесполезно, я тебя слишком хорошо чувствую. И дыру в твоей душе вижу.

— Ну, я вроде не высший демон, чтобы с демонической дырой в груди ходить, — хмыкнул Калипсо.

— Верно, — согласилась я. — Ты много хуже. Ты сам взрастил в себе демона и сам скармливаешь ему душу. Сам взрастил, сам возмущаешься — весь такой самостоятельный, ну просто золотце, — чрезвычайно ироничным голосом произнесла я. — Высшие демоны могут пойти отдыхать на фоне тебя, пожирающего самого себя.

С этими словами я покинула комнату, решив оставить Калипсо одного повариться в своих мыслях. Он не предпринял попытку остановить меня, только хмуро смотрел вслед.

Я самодовольно хмыкнула и, широко зевая, отправилась готовиться ко сну.

Ничего, Калипсо, позлись немножко и подумай обо всем сказанном, тебе полезно. Надеюсь, что я смогла поместить в твою голову нужные зерна. А теперь — дадим время им созреть и прорасти.