этой личности, подвешенный на дверной ручке кареты датчик магии негромко затрещал, извещая о присутствии потусторонних сил.

Парень быстро присел, подхватил горсть гальки, выпрямился и принялся кидать со злым выражением лица камушки в ведьму-подобрашку.

— Ты зачем притащила с собой эту фу⁈ — громко орал парень. — Забирай и уходи прочь!

Камешки летели весьма точно, и девчонке приходилось прикрывать лицо руками. Но один булыжник всё же попал прямо в висок, заставив громко ойкнуть. По щеке потекла тонюсенькая струйка крови.

— Моя! — тут же взбеленилась старуха, которая до этого лишь вяло ворчала и, пошатываясь, обходила пепельный круг изнутри, как тот медведь в зоопарке, что бродит вдоль прутьев клетки. — Она моя!

Старуха, которая сейчас вместо мокрицы стала напоминать намокшего старого грифа, кинулась в сторону мальчугана, но ударилась лицом в пепельную преграду.

— Она только моя! — верещала старуха, исходя пеной.

Солдатки, полоскавшие тряпки и набиравшие в вёдра воду, опустились на колени и вытянули в сторону паренька раскрытые ладони левых рук. И что интересно, никто не хотел помогать ведьмочке.

— Ро-Ро, это кто?

— Речной мальчик. Хозяин брода.

Баронета отложила в сторону пистолет и направилась к воде. У самой кромки мелких волн она тоже опустилась на левое колено и протянула ладонь, словно просила благословения.

— Это местное божество? — переспросил Дмитрий, но не услышал ответа, пробурчал: — Как по мне, это избалованный засранец.

— Вот-вот, командир, — подал голос подошедший поближе Сизов, будучи в компании монашки, — Вот его надо розгами. Или разок этой идемони.

— Так нельзя! — возмутилась сестрица Стефани. — Это светлый дух! Обидится!

— И что этот сопляк сделает? — усмехнулся прапор.

— У тех, кто будет переходить воду, и людей, и скота, ноги судорогой сведёт. Очень больно, — продолжила пояснять монашка Стаканычу, как малому ребёнку.

— Он ещё и мошенник. В холодной воде судорога и без него будет.

— Без него может и не быть, а с ним, если обидится, обязательно будет.

Сестрица Стефани укуталась посильнее в монашескую одежду, словно замёрзла. Впрочем, жители Реверса не привыкли к холодной воде. У них климат теплее.

— Задрот писклявый, — ехидно пробурчал по-русски прапор, глянув в сторону беснующегося белёсого юнца. Тот в очередной раз замахнулся, чтоб швырнуть камушек в девочку, но замер и перевёл взгляд на Сизова, потом поджал губы, наклонился и опустил руку к воде. Когда сжал кулак и стал выпрямляться, то за кулаком потянулась прозрачная ленточка.

— Стаканыч, беги, — проговорил Дмитрий, предчувствуя недоброе. Речной пацан вряд ли понял русские слова, но вот нехорошую интонацию не мог не уловить.

Он сноровисто перехватил концы водяной ленты, вложил в получившуюся пращу камушек, сделал один быстрый замах и пустил свой снаряд.

— Нога! — завопил прапор, схватившись за бедро. Из глаз землянина побежали слёзы. — Почему опять нога-а-а?

Зато стало понятно, что простое швыряние камушков в ведьмочку, было лишь детским лепетом. К прапору тут же наклонилась монашка, помогая подняться.

— Благодари, что мозги не выбил, смертный! — проорал речной паренёк.

Дмитрий вздохнул и подошёл к воде. Всё равно от брода убраться не получится, и обойти нельзя.

Присев на корточки, капитан потрогал воду пальцами. Тяжело придётся этому мелкому божку, когда брод будет форсировать колонна техники. Здесь глубина не больше метра, они всю воду переболомутят. А если гадости начнёт делать?

— Скажи, — неожиданно для самого себя заговорил землянин, подняв глаза на пацана: — Почему ты винишь во всём девочку, а не чудовище? Старуха сама на нас напала.

— Кто ты такой, смертный, чтоб так спрашивать?

Пацан прошёлся по воде, нарочно подкидывая холодные брызги ногами.

— А как я должен? — постарался сохранить невозмутимое выражение лица капитан.

— Ты ещё и глуп! — надменно усмехнулся божок. — А где мольбы и подарки?

Дмитрий вздохнул. Если поискать на матушке Земле самую тупую и заносчивую эстрадную звездульку из числа типовых блондинок, то перед ним сейчас стоял её местные потусторонний аналог. С учётом гендерного реверса, разумеется.

— Тогда ты не узнаешь, что такое радужная плёнка от керосина.

— Ха! — громко усмехнулся божок, а потом подошёл ближе и даже наклонился: — А что это?

— Я первый задал вопрос. Тебе и отвечать.

— Не хочу!

Пацан выпрямился, капризно сложил руки на груди и под многочисленные взоры солдаток пошёл прочь. Пройдя десяток шагов, замер, оглянулся на землянина. Хмыкнул. Отошёл ещё на два шага, а потом развернулся и почти бегом вернулся.

— И что это?

— Сперва ты, — с улыбкой напомнил капитан.

— Потому что старуха — её собственная тень. Тень не ходит без хозяина. Теперь рассказывай.

— Я лучше покажу, — улыбнулся Дмитрий. Он нарочито неспешно отошёл к карете, шумно охая поковырялся в ящичке с инструментами. Кряхтя, достал банку с керосином, положенным на тот случай, если будет нужен свет, но ни свечей, ни заряженного фонарика под рукой не найдется.

Потом вернулся и под жадное ожидание речного божества вылил совсем немного на камни, так чтоб керосин потихоньку стекал с берега в воду. От камней стразу потянулись колышущаяся на волнах плёнка с разводами и характерная резкая вонь.

— И это всё? — усмехнулся божок, присел и ткнул пальцем в тонкую радугу. Надменное лицо замерло в недоумении, а потом отобразило страх. — Убери! Я требую, быстро убери эту гадость!

И божок стал плескать водой на камни, смывая в реку ещё больше керосина.

— Ты обманул! — завопил во всё горло пацан.

Дмитрий вздохнул и занёс над камнями бутылку.

— Я не обманывал и могу пролить больше.

— Не надо! — завопил божок, подскочив на месте. — Не смей!

— Обмен, — спокойно произнёс капитан. — Ты не кидаешь камни, я не лью керосин в воду.

Пацан со злостью на лице подхватил горсть гальки со дна и замахнулся одним камушком в Дмитрия. Но замер на полпути и закричал:

— Тварь! Ты обманул меня! Ненавижу!

Капитан улыбнулся. Ничего, пусть этот капризный ребёнок побесится и пройдёт все пять стадий принятия неизбежного, потому что ему не миновать ещё большего количества пролитых нефтепродуктов. И привыкать надо уже сейчас.

Пацан пнул волны, выкрикнул какое-то проклятие и нырнул, почти мгновенно растаяв под водой, как кусок сахара-рафинада в кипятке. Был, и нету.

Над берегом воцарилась тишина. Лишь чириканье ласточек, шелест листьев и тихое журчание речки.

— Ро-Ро,