книги. Читальные залы на нижних этажах, а на верхних книгохранилища, которые давали работу десяткам местных женщин. Заказываешь книгу по каталогу. Карточку пневмопочтой оправляют наверх, и через какое-то время спускается заказ. Мебель в читальном зале старая, поскрипывает, но создает особую атмосферу, я бы сказал, академическую. За те восемнадцать лет, что я не занимался плотно химией, сделали много открытий. Большая часть пришлась на радиоактивные элементы, которые не интересовали меня абсолютно. Остальное проштудировал основательно. В первую очередь книги, написанные профессорами, преподававшими в университете, чтобы понять их научный уровень, довольно скромный.

После промежуточных экзаменов, по результатам которым я набрал сто процентов по химическим дисциплинам, а по остальным от девяноста пяти (физика и математика) до ста, начал активнее участвовать в учебном процессе. Раньше профессор задаст вопрос, а я жду, когда ответят другие. Им нужнее засветиться, запомниться. Если вижу, что никто не знает, тогда отвечаю, причем всегда правильно. Неорганическую химию нам преподавал профессор Фредерик Тейсберг — сорокачетырехлетний невысокий сухощавый тип с вымученной улыбкой хронического язвенника, который требовал, чтобы к нему обращались по имени. С дикцией у него были проблемы, иногда трудно было понять, что говорит. В греческой общине числился проблемным. Если не знаешь предмет очень хорошо, лучше к нему не записываться. Он заметил мою неторопливую эрудированность и, когда не получал ответ сразу, начал спрашивать язвительно: «А что скажет профессор с заднего ряда?». Я всегда садился позади всех. Постепенно однокурсники начали называть меня Профессором с заднего ряда, а после одного случая и вовсе сократили погоняло до первого слова.

Как-то во время очередной лекции, рассказывая о хлористой кислоте, профессор Тейсберг написал мелом на доске формулу, забыв удвоить кислород.

— Это формула хлороноватистой кислоты, — поправил я чисто механически, из любви к упорядоченному бардаку.

Профессор Тейсберг оглянулся, убедился, что ошибся, произнес:

— Профессор с заднего ряда как всегда прав, — дописал после кислорода двойку, после чего язвительно задал вопрос: — Может, ты дочитаешь лекцию за меня?

Тут мне и попала вожжа под хвост, произнес иронично:

— Боюсь, что мне это не простят!

— Наоборот, даже спасибо скажу! — самоуверенно заявил он.

Я вышел к доске, а профессор сел в первом ряду, намериваясь, видимо, быстро оборвать зазнавшегося неуча и продолжить лекцию. Примерно понимая, что он собирался рассказать, я продолжил. С дикцией у меня проблем нет, мысли излагаю яснее и четче, чем он, к тому же, меня понесло, как будто вернулся в прекрасную прошлую эпоху, а это чувствуется слушателями. Все-таки двенадцать лет преподавания коту под хвост не выкинешь.

Профессор Тейсберг отметил мое выступление аплодисментами. Следом за ним захлопали и студенты.

— Спасибо! Прекрасно, молодой человек! Тебя уже можно брать ассистентом! — воскликнул он.

А я вот не взял бы его ассистентом.

— В каком университете раньше учился? — спросил он.

— Самоучка, — соврал я.

— Вдвойне похвально! — произнес профессор Тейсберг, скорчив гримасу, из-за чего стал похож на обезьяну, надкусившую лимон, и то ли разрешил, то ли приказал: — Больше не приходи на мои лекции, только на экзамены.

Я понял его слова, как приказ. Никто не хочет выглядеть рассеянным неумехой. В следующий раз, не считая случайные встречи в коридорах университета, мы пересеклись на зачетном экзамене за семестр. Я написал ответы на вопросы и решения задач первым, минут за двадцать вместо трех часов. Это была тема, которую сам преподавал несколько лет. Положив лист с ответами на стол, за которым сидел преподаватель, собрался уйти.

— Подожди, — сказал он, пробежал взглядом решения, вскинул разок брови, потому что по одному вопросу я добавил то, что еще не проходили, и объявил, улыбаясь язвительно: — Сто один процент!

— Благодарю! — произнес я и пошел к выходу, чувствуя спиной его острый, колющий взгляд.

Утешился мыслью, что в американском университете просто так завалить студента не получится. Экзамены письменные, личную неприязнь между строк не просунешь. Да, можно поставить оценку немного ниже, но мне хватит и восемьдесят процентов. Всё оказалось намного интереснее.

Во втором семестре встретившись в коридоре, профессор Тейсберг тормознул меня и предложил:

— У нынешнего моего ассистента контракт до конца этого учебного года. Со следующего хочу предложить это место тебе. Оно неплохо оплачивается. Что скажешь?

— Спасибо за доверие! С удовольствием приму предложение. Деньги мне нужны, пробиваюсь сам, — ответил я чисто по-американски.

Противоположный вариант даже не рассматривал. Люди долго помнят, если не получили от тебя подарок, и еще дольше, если отказался от их щедрости.

94

Марио Кастилло позвонил мне первый раз недели через три в пятницу вечером, когда я уже подумал, что надо искать другую работу. Был вариант охранником на склад бытовой техники по ночам в пятницу, субботу и воскресенье. Платили по пятьдесят центов в час. За три ночи набегало восемнадцать долларов. Сидишь в теплой маленькой коморке — стол, стул и тумбочка с электрочайником сверху — время от времени делая обходы. Есть служебный дробовик-винчестер с двумя пачками патронов с картечью. Можно читать книги, но радиоприемника нет. Так понимаю, чтобы услышал, когда начнут взламывать двери склада.

— Надо срочно слетать в Канзас-Сити, взять там груз и отвезти на военную базу в Сан-Антонио, а потом вернуться сюда. Второго пилота нет. Заплачу полуторный тариф, если слетаешь один, — предложил он.

Видимо, у него проблемы с другими летчиками. Скорее всего, требуют за сверхурочные слишком много по его мнению.

Я решил не сильно отставать от них:

— Буду работать за двоих, значит, и получать должен вдвойне.

— Это много. Заплачу по пять баксов за каждый полетный час и по доллару шестьдесят центов во время погрузки-выгрузки, — предложил директор и совладелец компании «Остин эйркрафт».

Я согласился. Это было намного лучше, чем сторожем. В субботу утром приехал на аэродром, припарковавшись рядом с ангаром, в котором стояли оба «Б-247» или, как я выяснил, по военной маркировке «С-73». Двадцать семь таких в пассажирском варианте были реквизированы на нужды армии. Наверное, для авиакомпаний это был дар с небес — избавились по хорошей цене от неконкурентного барахла. «С-73» используют для перевозки экипажей в тылу на небольшие расстояния и как учебно-тренировочные. По инструкции на пассажирской версии должно быть два пилота, но это «грузовик», а война и выходные делали правило и вовсе необязательным.

Пока прогревались двигатели, техник Атиан Эрроу — плотный дядька под пятьдесят с большой примесью индейской крови, длинными черными волосами и полным отсутствием растительности на щеках и подбородке, говоривший коротко и тихо — показал мне, что есть что на панелях управления, ответил на мои вопросы.

— Самолет застрахован на большую сумму, так что