Однако еще важнее, чем содержание идеологии евангелической религии был ее организационный динамизм. В значительной степени большевики в середине 1920-х годов смотрели не столько на содержание баптистских учений, сколько на то, как верующие самоорганизуются, распространяя свою веру. Перемена религиозной политики шла параллельно с диверсификацией организационных средств формирования нового мышления. XIII Съезд РКП(б) 1924 г. закрепил смену тактики антирелигиозной политики. Если прежде большевики шли на открытую насильственную конфронтацию с Православной церковью, то теперь внимание сосредоточилось на построении антирелигиозного образования, нацеленного на искоренение всех форм религиозных верований и практик. Помимо активной кампании по публикации атеистической литературы, новые меры также включали в себя многочисленные лекции, организацию музеев, «безбожных» уголков на фабриках и в избах-читальнях, а в 1925 г. появилось массовое добровольное общество, Союз безбожников [Peris 1991: 712]. Теперь, когда целью партии было обратить верующего врага, антирелигиозный и религиозный лагерь стали равными конкурентами в пространстве, которое баптисты называли нивой миссии[187].

Параллельное общество?

К концу 1920-х годов основное внимание большевиков как в Москве, так и на местах было сосредоточено на тех возможностях, которые евангелические организации давали подросткам и молодым верующим. Для большевиков и евангеликов в равной степени привлечение на свою сторону молодого поколения было вопросом жизни и смерти. Советское правительство стремилось преобразовать мировоззрение молодежи, привив ей коммунистические ценности: трудолюбие, атеизм, трезвость и преданность государству трудящихся [Gooderham 1982; Halfin 1997:219; Tirado 1992: 97]. Евангелики, в свою очередь, разворачивали свою работу среди молодежи, поскольку им постоянно нужны были новые обращенные. Несомненно, что одной из целей евангелических молодежных групп было предоставить альтернативу советским молодежным организациям. Тем не менее, несмотря на постоянные предостережения со стороны активистов-безбожников об угрозе бапсомола, в организаторской деятельности евангеликов трудно увидеть какую-то общую, единую стратегию борьбы с большевизмом через подражание ему.

В первые годы советской власти баптисты и евангельские христиане создали особые молодежные объединения, чтобы лучше организовать активизм на местах. Вскоре эти организации в умах чиновников стали ассоциироваться с пацифизмом и с массовым отказом от участия в партийных и государственных объединениях, а также в советских развлекательных мероприятиях. Уже в мае 1921 г. ЧК арестовала 42 члена VI Всероссийского съезда евангельской христианской молодежи как дезертиров и контрреволюционеров [ОР РГБ, ф. 435, к. 65, д. 12, л. 1–4; Prokhanoff 1933, ch. 2]. Хотя Союз христианской молодежи, организация евангельских христиан, получил официальную регистрацию в петроградских органах власти в январе 1922 г., спустя три месяца те же власти закрыли его за возбуждение религиозного фанатизма среди молодого поколения граждан [ЦГА СПб. ф. 1001, оп. 7, д. 10, л. 6–7][188]. Более того, «молодежное отделение» Союза баптистов испытало серьезный удар в начале 1924 г., когда два деятеля, наиболее занятого в работе этого отделения, Михаил Тимошенко и Николай Левинданто были сосланы в Туркестан до июня 1925 г. Из ссылки Левинданто и Тимошенко послали письмо Союзу баптистов с просьбой распространить циркуляр, который они предназначили для всех общин, где есть молодежные объединения, предлагая, чтобы Союз баптистов назначил новых молодежных руководителей в их отсутствие. Поскольку они писали, что просят об этом в связи с многочисленными запросами относительно работы молодежного отделения, можно заключить, что молодежное крыло Союза было активной организацией на момент их ареста [ГМИР, колл. 1, оп. 8, д. 84, п. 2, л. 38][189].

После этого письма евангелические источники не упоминают особо большие всесоюзные и всероссийские молодежные объединения – ни у баптистов, ни у евангельских христиан. Молодежь как отдельная тема обсуждения даже исчезает из протоколов съездов. Последнее прямое указание на организации молодежи встречается на общем баптистском съезде в Москве в конце 1923 г., где Тимошенко говорил об успехе молодежных групп, несмотря на различные препятствия, но не говорит, что за ними стояла какая-то единая организация; в отчетах с мест, которые зачитывались на этом же съезде, делегаты также говорили о высокой активности молодежи в общинах по всей стране, но тоже не упоминали централизованную организацию [ГМИР, колл. 1, оп. 8, д. 35, п. 8, л. 2 об., 26–36]. В дальнейшем сведения о молодежной активности в источниках становятся крайне фрагментарны. Арест Тимошенко и Левинданто в сочетании с указаниями на высокую активность местных молодежных групп, по-видимому, свидетельствует, что такое молчание источников, вероятно, было следствием самоцензуры, а также отказа правительства одобрять для обсуждения на съездах темы, связанные с молодежью[190]. Так или иначе, никакая большая организация не руководила молодежными группами евангеликов. Не существовало ни бапсомола, ни баптомола, ни христомола.

Илл. 9. Хоры и другие члены ленинградской баптистской общины, ноябрь 1927 г. Источник: Баптист Украины, 1928

Однако для многих большевиков существование отдельных групп верующей молодежи и их заметность в публичном пространстве было явным признаком того, что у партии не было монополии на умы и сердца молодых рабочих и крестьян. В партии опасались, что люди могут начать сочетать религиозную и советскую идентичность. В марте 1929 г. член местной ячейки безбожников написал, что во время Первой мировой был большевиком, но потом примкнул к баптистам, «учение которой по моей неопытности казалось тогда тождественным с программой большевиков»; вырезка в [ГМИР, колл. 1, оп. 8, д. 339, л. 29]. В середине 1920-х годов в журнале «Христианин» можно было прочитать про сына Ивана Проханова Всеволода, который окончил Ленинградский университет в 1925 г. по отделению общественно-экономических наук и стал преподавать политграмоту в библейской школе евангельских христиан. Когда он случайно погиб в 1927 г. в некрологе о нем писали, как о госслужащем, сообщая, что «мечтою его было послужить Рабоче-Крестьянской Власти в деле развития хозяйственно-финансовой стороны жизни великого Союза Советских Республик» [О кончине 1927: 59–60]. У большевиков такое смешение несовместных, по их мнению, идентичностей, должно было вызывать беспокойство.

Кроме того, большевики опасались, что этому смешению только способствовала политика режима по введению в советскую систему сектора сектантской экономики и сопутствовавших ей социальных экспериментов. Именно в этом отношении евангелики в наибольшей степени соприкасались с советскими организационными образцами, пытаясь выстроить свое параллельное советскому общество. Хотя, согласно официальной точке зрения, коммуны религиозных сектантов должны были послужить образцами социалистической жизни на селе, попытки этих сектантов построить свою версию социализм скоро обернулись для них конфликтом с властями. Большевикам приходилось сталкиваться с последствием противоречий в своей политике по отношению к бывшим религиозным диссидентам и в целом в своем отношении к общественному активизму: большевики хотели добиться от населения «самодеятельности», но боялись «стихийности», которая могла увести