Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Апельсин он уже доел, поэтому просто сидел, играя столовым ножом. Нож мелькал у подполковника между пальцев, словно старался выскользнуть, но не мог. Мила стала медленно вынимать руку из сумочки.
– Я пойду, – сказал доктор и вышел.
Снова вошла Ирина, забрала у Гринчука нож, блюдце и чашку.
– Я помогу, – сказал Михаил, собрал остаток грязной посуды и вышел за Ириной.
Вот и все, подумала Мила. Вот теперь они остались вдвоем и между ними только стол. Меньше метра.
Мила вынула руку из сумки.
– Зажигалка? – спросил Гринчук.
– Нет, – сказала Мила. – Это не зажигалка.
– И я так понимаю, что и не пугач? – сказал Гринчук, внимательно глядя на пистолет в руке у девочки.
– Это пистолет. В нем – шесть пуль…
– Патронов, – поправил Гринчук. – Шесть патронов, а вот в патронах уже – шесть пуль.
– Это не важно, – сказала Мила. – Важно то, что вы сейчас умрете.
– А пистолетик – старенький браунинг, – Гринчук поцокал языком. – А пули не отравлены?
– Нет, – ответила Мила, – но я вас все равно убью, я умею стрелять. Меня…
– Вас Гена научил, – Гринчук пощелкал пальцами. – А пули точно – не отравленные? Хотя, да, ты не Каплан, а здесь не завод Михельсона.
– Я выстрелю вам в голову, – сказала Мила.
– Это хорошо, что не отравленные, – словно не слыша ее, продолжил Гринчук. – А то вон в одного стреляли отравленными пулями, мало того, что не убили, так еще и похоронить до сих пор не смогли.
– Вы что, не понимаете? Я не шучу!
– А что я должен делать? Просить, чтобы ты не стреляла? Это же ты мне должна сказать, чего целишься в голову. А я должен испугаться, проникнуться твоей правотой и либо позорно просить о пощаде, либо гордо принять пулю. Если я пока съем еще один апельсин – ты не будешь возражать?
– Это вы убили его. Вы!
– Мы – это я? – уточнил Гринчук. – А он – это Гена?
– Да, вы убили Гену, вы опозорили его, довели до самоубийства! – повысила голос Мила.
– Т-с-с, тише, пожалуйста, – Гринчук поднес палец к губам. – Ты же не хочешь, чтобы на твой крик прибежал мой помощник и прервал наш разговор? По глазам вижу, не хочешь. Ты хочешь меня убить. Не отвлекайся от темы.
Мила судорожно вздохнула, но дуло пистолета смотрело в живот Гринчуку, не отрываясь.
– Он был… лучший… самый лучший… он любил меня, а вы…
– А я что?
– Вы его…
– Ты уже говорила – я его убил. Дальше, не повторяйся, а то я умру, так и не дослушав все до конца. Только я его до самоубийства не доводил, Мила.
– Да, конечно, – выдохнула Мила, – это он сам решил все, сам выстрелил себе в висок.
– Этого я не говорил, – чуть улыбнулся Гринчук.
У него в кармане вдруг подал голос мобильный телефон, но Гринчук на это внимания не обратил.
– Что? – не поняла Мила.
– Самоубийства не было, – сказал Гринчук. – Было банальное убийство. Как не было вашей любви, а был элементарный обман.
– Не смейте! – выкрикнула Мила.
Ей было уже наплевать на то, что на крик может кто-то прибежать. Ей было все равно. Совершенно все равно.
Мила нажала на спуск.
* * *
– Гринчук не отвечает, – сказала Инга Владимиру Родионычу. – Вызов проходит, но он не отвечает.
– Хорошо, – кивнул Владимир Родионыч, – через несколько минут снова ему позвоните, а потом соедините со мной.
– Хорошо, – Инга мельком взглянула на сидящего в кресле Полковника и вышла из кабинета.
– Что вы можете сказать по этому поводу, уважаемый Полковник? – поинтересовался Владимир Родионыч. – Что скажете?
Полковник ответил не сразу. Он украсил лист бумаги перед собой еще несколькими зигзагами, отложил ручку и только после этого посмотрел на хозяина кабинета.
Выглядел Полковник усталым и немного раздраженным.
– Что скажете? – повторил свой вопрос Владимир Родионыч.
– Что скажу… А что вы хотите от меня услышать? Что я в очередной раз не понимаю Гринчука? Вы хотите услышать, что не вы один запутались в поступках и намереньях начальника оперативно-контрольного отдела? Хорошо, я это говорю. Я уже и сам не понимаю, что именно нужно Гринчуку. Еще вчера вы были уверенны, что он, как это у них говорят, ссучился, положил на все и решил урвать себе денег…
– А вы не были в этом уверенны?
– Не так сильно, но… – Полковник развел руками. – Мы ведь точно знали, что все нормально, что все чисто, что ничего непонятного в деле не осталось… И вдруг эти трое…
Полковник снова развел руками.
– Если все действительно организовал этот охранник Липских, то не понятно, кто навел, как это, – Владимир Родионыч запнулся, припоминая, – Батона на завод.
– Причем, очень конкретно и вовремя, – задумчиво добавил Полковник. – Указал не только место, но и время, когда нужно было туда явиться. Этот неизвестный точно знал, где содержат похищенного мальчишку.
– А Гринчук знал, что не все так просто… – закончил Владимир Родионыч.
Владимир Родионыч вдруг засмеялся.
– Анекдот вспомнили? – спросил Полковник.
– Вспомнил, как вчера в этом кабинете вдруг впал в истерику, – Владимир Родионыч достал из кармана носовой платок и промокнул уголки глаз. – Все было так понятно – Гринчук хочет найти деньги. А сегодня…
Владимир Родионыч снова засмеялся.
– А сегодня вы уже полагаете, что он не хочет найти деньги?
– А сегодня я точно знаю, что бессмысленно пытаться оценивать действия этого безумного подполковника до тех пор, пока он не достигнет задуманного результата. Во всяком случае, если бы он не устроил всего этого бардака в милиции и на телевидении, продолжить дело мы бы ему не позволили.
– И он не смог бы искать деньги, – подсказал Полковник.
– Вам нравится портить мне настроение? – спросил Владимир Родионыч.
– А у вас есть, что портить?
– Представьте себе! – Владимир Родионыч похлопал ладонью по столу. – Я сейчас с большим интересом жду, что еще вспомнят эти трое молодчиков. Думаю, что Игорь Иванович Шмель сможет выяснить у несчастного Батона все.
– Но меня больше интересует мнение по этому поводу Гринчука, – сказал Полковник.
– Инга! – позвал Владимир Родионыч. – Что там с Гринчуком?
* * *
Мила нажала на спуск трижды. И жала бы еще, если бы из-за плеча у нее вдруг неожиданно не появилась рука Михаила и не отобрала оружие.