litbaza книги онлайнРоманыТри женщины одного мужчины - Татьяна Булатова

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 79 80 81 82 83 84 85 86 87 ... 99
Перейти на страницу:

– Не дури, Машка, – закрывал ей рот поцелуем Вильский и плотоядно смотрел на поднятую костяными подпорками грудь. – Подожди чуть-чуть.

– «Чуть-чуть» – это сколько? – вырывалась из его объятий Марта Петровна и пыталась заручиться гарантиями.

– Откуда же я знаю? Ее мать до девяноста не дожила. Отец тоже.

– А вдруг она у тебя долгожитель?

– Наверное, – бурчал Евгений Николаевич и показывал, что разговор окончен.

В ожидании скорого ухода Киры Павловны прошло несколько лет, а она все жила и жила, всякий раз возвращаясь с того света со словами: «Ну… Бог миловал, еще поживу. Глядишь, так до девяноста лет и дошкандыбаю».

Измученная ожиданием Марта периодически взбрыкивала и объявляла Вильскому о прекращении «непродуктивных» отношений. И тогда он пропускал субботнее свидание и сидел на кухне в квартире матери чернее тучи, выкуривая пачку за пачкой.

– Курит и молчит, – докладывала Кира Павловна Вере. – И пьет.

– А ты поговори с ним. – Вере не хотелось включаться в происходящее: своих проблем достаточно.

– Говорила, – жалобно сообщала расстроенная бабка, все-таки жалевшая своего бестолкового Женьку.

– А он?

– Говорит, не лезь не в свое дело, мать.

– Ну и не лезь, – советовала внучка и уверяла, что ужасно занята. И тогда Кира Павловна, в душе довольная тем, что ее предсказания сбываются, плелась, громыхая ортопедическим креслом, на кухню, вставала в проеме и, как могла, поддерживала сына:

– Я ведь тебе, Женя, говорила. Брось ее. Вон она как тебя измордовала. Лица нет. Куришь и куришь, куришь и куришь. Нормальная-то женщина разве так делает? Нормальная женщина борщ варит и мужа голубит, а ЭТА что?

При слове «ЭТА» Вильский взрывался и хлопал кулаком по столу, не повышая при этом голоса.

– Хватит на меня орать! – тут же переходила на крик Кира Павловна.

– Оставь ее в покое, – играл желваками Евгений Николаевич и торопливо набирал на сотовом номер такси.

– Гордости у тебя нет, – старалась укусить мать и пыталась выпрямить согнутую временем спину, чтобы величественно покинуть кухню, но вместо этого выползала из нее горбатой карлицей под скрежет своей «тачанки».

Тем не менее, прежде чем покинуть квартиру, Вильский заходил к матери и предупреждал, что будет поздно. Но будет обязательно. И ключ с собой. И еда в микроволновке. И пока, в общем.

– Пока, – нехотя роняла Кира Павловна и продолжала, не отрываясь, смотреть в телевизор.

– Женя! – бросалась ему на грудь Марта и исступленно расцеловывала все, до чего могла дотянуться. В этом смысле она не знала ни стеснения, ни меры. – Я как чувствовала, что ты приедешь. Валюха звонила, в гости звала, а я из дома выйти не могу, как будто что-то не пускает.

– Машка! – никак не мог отдышаться Вильский и пытался угомонить вырывающееся из груди сердце.

– Ну что, моя? – заглядывала в глаза Марта и, торопясь, расстегивала куртку, снимала шарф. Она даже была готова снять с Евгения Николаевича обувь, но Вильский никогда не позволял ей этого, дожидаясь момента, когда сможет справиться с этим сам. – Ну что ты, что ты, – лепетала Марта, не видевшая в том, что продиктовано любовью, ничего унизительного, в порыве эмоций даже целовала ему руку и по-бабьи прямодушно говорила: «Ноги мыть – воду пить».

От этих слов Вильский краснел и еле сдерживался, чтобы не заплакать от переполнявших его чувств. «Господи! – произносил он про себя. – Ну за что это мне? Чем заслужил?» И, не дождавшись ответа, как заведенный повторял строки пушкинской элегии: «На мой закат печальный блеснет любовь улыбкою прощальной».

– Женя! Женя! – настойчиво теребила его Марта, видя, что тот уносится мыслями в никуда. – О чем ты думаешь?

– О тебе, – лукавил Евгений Николаевич, и лежавшая рядом Машка расцветала на глазах.

Но вот что странно, Марта отчетливо ощущала свою власть над Вильским, но не торопилась ею пользоваться, потому что вопреки мнению о ней его родственниц сама была готова отдать последнее, лишь бы этот человек был с нею рядом – и не так, на день, на отпуск, а уже насовсем. Как говорится, чтобы «вместе и в один день».

– Переезжай, моя, – всякий раз просила она его и смотрела собачьими глазами в надежде, что непреклонный Вильский дрогнет и, забыв о долге, наконец-то решится.

– Скоро, – грустно улыбаясь, отвечал Евгений Николаевич и, повернувшись на спину, разглядывал сверкающий неоновой подсветкой потолок. – Звездное небо.

– Конечно, моя. Это Люля придумала, говорит, модно, чтоб звездное небо над головой. А ты все не идешь и не идешь, – упрекала его Марта. – А я все жду и жду. Когда это моего кота мама отпустит?

На самом деле Вильского никто не держал, и сама Кира Павловна, чувствуя, что ТАМ с ЭТОЙ у сына все всерьез и надолго, торопила его и царским жестом указывала на дверь.

– Перестань дурить, – уговаривал мать Евгений Николаевич и еле сдерживался, чтобы не хлопнуть дверью: боялся, стены обрушатся.

– Уходи! – гнала сына Кира Павловна и в сердцах отворачивалась к окну, отказываясь признать его право на счастье.

И тогда Вильский аккуратно закрывал за собой дверь, медленно спускался вниз, выгонял из гаража машину и долго сидел на лавочке, уставившись на окна, из которых, мерещилось ему, наблюдает за ним мать. В эти моменты глухая тоска захватывала его душу и предательски нашептывала: «Вернись… Посмотри, как она». И Евгений Николаевич был готов сорваться с места и взлететь на третий этаж, точно ангел, заглядывающий к праведникам в окна, но потом вспоминал «прощальную улыбку любви» и чуть не плакал от ощущения, что время безвозвратно уходит.

Это чувство безвозвратно уходящего времени не покидало его ни на минуту. И чем шире становилась его дорога к Марте и к их общему быту, тем сильнее оно почему-то становилось.

– Моя жизнь движется к концу, – поделился с дочерью Вильский. – Знаешь, так странно. У меня есть все: любимая женщина, любимая работа, ты, Нютька. Но нет главного – ощущения, что это мое.

– Эффект Синей птицы, – безошибочно определила проблему Вера и с сочувствием посмотрела на отца: перед ней сидел глубоко несчастный человек, хотя слова его свидетельствовали об обратном.

– Давай без этих, без метафор, – взмолился Евгений Николаевич и с надеждой посмотрел на изменившееся лицо дочери.

– Главное – процесс. Пока ты в поиске, птица кажется тебе синей. А как только ты достигаешь желаемого, оказывается, что это никакая не Синяя птица, а обыкновенный воробей, серый и скучный, – вкратце пересказала Вера знаменитую притчу Метерлинка.

– Моя птица не воробей, – возразил Вильский и с нежностью подумал о Марте. – И потом, если верить народной мудрости, – ухмыльнулся Евгений Николаевич, – лучше воробей в руках, чем синица в небе.

– Журавль, – автоматически исправила его Вера.

1 ... 79 80 81 82 83 84 85 86 87 ... 99
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?