– Успел, значит, начудить?..

– А… это ты… – Степан, двигаясь медленно и сонно, снимал с себя последние элементы маскировки – накладные брови и специальные силиконовые вставки в челюсть. – Ты, вообще, кто такой будешь-то?..

Вебер внимательно осмотрелся, но только окреп в изначальном предположении – ломщик был на этаже один, по слою пыли на полу к компьютерному терминалу вела сиротливая вереница следов. На всякий случай ступая в отпечатки ботинок молодого машиниста, Илья двинулся к нему.

– Можешь называть меня Лешим… Брат прислал. Так что, Степа, много дурного сделать успел?

Он остановился в двух шагах от черенка, опустив руку с оружием. Ему отчаянно хотелось врезать щенку, возомнившему себя всесильным. Молокососу, поставившему на порог конфликта хрупкий мир с Китаем, выстраиваемый четыре долгих года. Но как бы ни чесались руки, Илья оставался профи, а потому лишь гнобил ломщика взглядом.

– Да не важно уже… Пришел меня корить?

– Нет, Степа, я пришел тебя забрать. Домой. Если понадобится, силой.

– Не будет никакого дома…

Степан швырнул силиконовые вкладки на стол. Спохватившись, принялся собирать провода и «раллер». И тут же бросил это занятие, словно разочаровавшись или что-то вспомнив.

– Реакция уже началась, комбайну конец…

Равнодушие и обреченность, с которыми Листопад отвечал ему, заставили Илью напрячься. С таким видом сообщают родным, что неизлечимо больны; с таким видом ставят в известность, что на город через считаные минуты рухнет межконтинентальная ракета.

– Кстати, Леший. – Юноша вдруг качнулся, снова оборачиваясь к нему. – У тебя еще есть шанс выжить. Если поторопишься, конечно, то покинешь комбайн до того, как он начнет разваливаться на куски…

– Ты с чего это взял, малыш?

Илья не спешил двигаться с места, примериваясь к Степану. Тот казался рослым и худым: если его вырубить, на плечах заболтается неудобным костлявым рюкзаком.

– Ну, про вот это вот… что комбайн развалится?

– Реакция запущена, – заводным болванчиком повторил Листопад. – Я видел лично. Через несколько минут произойдет цепь ядерных взрывов, уничтожающих двигательную систему комплекса…

При упоминании о ядерном взрыве Вебер вздрогнул, невольно вспомнив проклятый «Куэн Као». Оттуда ему тоже, чуть ли не силой, пришлось вытаскивать ломщика. Разница состояла лишь в том, что Пружинка был обдолбан «синдином», а Листопад вообще никуда не хотел. Неужели парнишка не лжет и на самом деле сумел найти доступ к реакторам «Муромца»? Теперь Илья задумался про жену и дочь…

– Пойдем, Степан, – стараясь не выдать закипающих эмоций, пробормотал он. – Ничего там снаружи не взрывается… Пойдем, малец, не заставляй делать тебе больно…

Листопад хотел что-то спросить, глаза его удивленно распахнулись, а на щеки даже вернулась бледно-розовая краска. Но ломщика опередили – этажом выше вдруг щелкнули электронные замки, вскрытые снаружи. По полу загрохотали армейские ботинки, и чей-то грубый голос, смутно знакомый Лешему, зычно выкрикнул по-китайски:

– Внимание, это официальная операция армии Китайской республики! Всем оставаться на местах! Руки на затылок, «балалайки» вынуть и положить рядом! Немедленно лечь на пол и опустить головы! Не шевелиться и ждать дальнейших приказов!

Степан так и остался стоять с открытым ртом, ошалело выслушивая инструктаж, а Илья уже прыгал за соседние терминалы. Высоко и как можно дальше, поджимая ноги и не касаясь устилающей пол пыли.

Нырнул за стеллажи с серверами. Присел так, чтобы оставалось видно застывшего истуканом Гринивецкого.

Тот не пошевелился, даже когда с лестницы скатились трое солдат НОАК в камуфлированной броне и униформе. В следующий миг удар прикладом автомата в живот повалил Листопада на колени.

Сознание забунтовало, отказываясь работать, как перегревшийся процессор.

Слова человека, назвавшегося Лешим, еще звенели в ушах, а мозг уже активировал защиту, замыкаясь в крабовый панцирь недоверия и испуга. В себя привел только сильный удар в живот, заставивший Степана упасть на колени.

Били прикладом автомата.

Сквозь брызнувшие слезы, пытаясь вдохнуть, Листопад смог рассмотреть, что автоматчиков двое. В подвижных металлопластиковых доспехах, выкрашенных в горный камуфляж, они казались ожившими духами Саянского хребта.

В лицо Гринивецкого ткнулись стволы. Третий – тот самый офицер, что в августе с улыбкой встречал «помощника министра» у дверей комбайна, пригнул голову ломщика, торопливо вынимая его «балалайку». В отличие от рядовых бойцов, командир патруля не носил боевого комплекса защиты, но правую руку держал на поясной пистолетной кобуре.

Офицер что-то пророкотал по-китайски, Степан разобрал лишь «армия Народной Республики Китай». Машинист замотал блестящей головой, заставив старшего лейтенанта задумчиво уставиться на чип в пальцах.

– Поздно пожаловали… – корчась от боли, прошипел Листопад.

– Господинь помосьник министира, – перейдя на ломаный русский, проговорил старлей, осматривая пустой операционный зал. – Вы арьестованы по обивинению в нападении на сеть насего вельикого комплекса «Имипириатор Сихуанди»! У вась есть сообсники?

– Сообщники? – стараясь не обращать внимания на автоматные стволы, прикасавшиеся к его щекам, переспросил Степан. – Нет, товарищ военный. Ваш комплекс уничтожил один-единственный человек. Я – Листопад, младший сын Порфириона, истинный защитник Геи.

Дождавшись, пока «балалайка» переведет слова ломщика, арестовавший его офицер странно улыбнулся. И эта улыбка внезапно так не понравилась Гринивецкому, что юноша побледнел.

– Можете ржать сколько влезет, – онемевшими губами пробормотал он. – Но через несколько минут все будет кончено, а мы превратимся в живые трупы…

– Вы гилубоко осибаетесь, господинь Гиринивеський, – продолжая победно скалиться, офицер вдруг поклонился. – Вы показали сьебя талантиливым ломсиком. Но победить мось Подинибесной вам не удалось. Одинако теперь мы обиладаем всеми небиохадимыми доказательствами васего пиреступления и имеем пираво на польносенный арест!

– Не смог победить? – выдохнул Степан. – Скажи мне это через минуту, когда…

И вдруг замолчал, прислушиваясь.

Комбайн, безусловно, обладал феноменальной системой амортизаторов и гироскопов, не позволявших конструкции рухнуть даже при мощнейшем землетрясении. Но чтобы побежденный Левиафан вообще не содрогался под ударами умирающих реакторов? А ведь с момента падения сети прошло куда больше двух минут.

Ничего там снаружи не взрывается. Именно это сказал ему Леший, появившийся в бункере, как табакерочный чертик, и так же ловко его покинувший. Ничего не взрывается…