на покрытие расходов по содержанию красной гвардии и агитаторов, причем этим народным комиссарам было указано, что нужно усилить пропаганду в России, так как антибольшевистское настроение на юге России и в Сибири беспокоит немецкое правительство. Указывалось, что очень важно находить для пропаганды людей опытных, способных содействовать полному обольшевичению России.

Комиссар Менжинский под руководством командированного из Германии специалиста приступил к разгрому русских банков с целью изъять средства из рук оппозиции большевизму.

Большим доверием у германского генерального штаба пользовался прапорщик Крыленко, судя по одному из предписаний «Нахрихтен-бюро»:

«Господину председателю Совета народных комиссаров.

После совещания с народным комиссаром г. Троцким имею честь просить срочно известить руководителей контрразведки при Ставке — комиссаров Фейерабенда и Кальмановича, чтобы они работали по-прежнему в полной независимости и тайне от официального штаба Ставки и генерального штаба в Петербурге и особенно генерала Бонч-Бруевича и контрразведки Северного фронта, сносясь лишь с народным комиссаром прапорщиком Крыленко».

Германский генеральный штаб ставил на вид Совету народных комиссаров, что, по донесениям тайной агентуры, в отрядах, действующих против германских войск и австро-украинского корпуса, наблюдается пропаганда национального восстания и борьбы с немцами и их союзниками украинцами; при этом требовалось сообщить, что предпринято правительством Советов для прекращения этой вредной агитации; но попутно тому же Совету народных комиссаров указывалось на неисполнение обещания не распространять в германских войсках социалистическую агитационную литературу.

Не забыт был и оккупационный корпус Восточной Сибири: комиссии по борьбе с контрреволюцией было предложено заниматься наблюдением, а в случае необходимости и нападением на японских, американских и русских офицеров командного состава оккупационного корпуса в Восточной Сибири. Совет этот был исполнен не только по отношению к офицерам оккупационного сибирского корпуса, но и вообще ко всем оставшимся верными присяге офицерам русской императорской армии.

Получались директивы и по материальным вопросам: когда «краса и гордость русской революции» — матросы Балтийского флота стали распродавать с военных кораблей катера, мелкие механизмы, медные и бронзовые части машин и пр., — был поднят вопрос о покупке Германией этих разоряемых военных кораблей.

Наибольшее внимание уделялось наблюдению за настроением направляемых на фронт отрядов; председатель Совета народных комиссаров получал предостережения о возможности печальных последствий, если в этих отрядах будет вестись патриотическая пропаганда и агитация против германской армии. Тому же председателю вменялось в обязанность доносить в срочном порядке в «Нахрихтен-бюро» о количестве и качестве направляемых к Нарве и Пскову сил.

«Все понять — простить». Нужно знать немецкий характер, их настойчивость в преследовании намеченной цели, завидный патриотизм, чтобы понять, насколько важна для них была впущенная Государственной думой в Россию революция: хотя война с Россией и была у них закончена Брест-Литовским договором, заключенным с народными комиссарами, но легко могла возобновиться при малейшем уклоне русского народа в сторону патриотизма и отрезвления его от революционного дурмана.

Но гораздо менее понятна логика союзников, также не жалевших денег на поддержку наших революционных партий в борьбе с царским правительством. Возмездие за эту щедрость пришло к ним позднее, когда кремлевские заправилы тоже не жалели средств на поддержку их коммунистов как в Германии, так и в странах Антанты. Когда место сбежавшего Временного правительства было занято большевиками, находившиеся в России иностранцы проявляли в своих беседах с представителями этой новой власти большую любознательность, желая усвоить себе основы вводимых в жизнь России реформ и стараясь понять суть их теории. Думаю, что теперь они находятся на пути к пониманию столь интересовавших их вопросов…

Авторы нашей революции пренебрегли одним общеизвестным положением — что армия может быть сильна только тогда, когда она сильна духом; а дух-то русской армии они сами и погасили: затеяв при содействии союзников перекройку во время войны матушки-России в демократическую страну и открыто посягнув на вековой принцип русской армии — «за веру, царя и Отечество», они явились лучшими пособниками нашему внешнему врагу.

Одним из выдающихся эпизодов того времени можно считать факт принятия германскими властями еврея Иоффе-Крымского в качестве представителя дружественной тогда Германии Российской державы. Сей доблестный муж через год после этого события сам заявил в открытом письме к депутату рейхстага Кону, что, не будь поддержки большевиков, никогда бы не удалось этому самому Кону организовать восстание моряков в Киле и революцию в Мюнхене и Берлине.

Покинуть Берлин пришлось Иоффе довольно неожиданно из-за следующего непредвиденного обстоятельства: когда к нему прибыл из России один из очередных курьеров, его дипломатические вализы почему-то не были поставлены на станции Фридрихштрассе на платформу лифта, а оказались сброшенными вместе с тележкой помимо него; это дало возможность случайно очутившейся внизу полиции убедиться в том, что развалившиеся чемоданы прибывшего курьера заключали в себе прокламации и листовки, напечатанные на немецком языке. Последствием такой неудачной перевозки прокламаций явился вынужденный отъезд из Берлина посла СССР.

3

Блага большевизма

Вернувшись из своих скитаний в ноябре в Петроград, я первое время никак не мог привыкнуть к его новой физиономии: снег на улицах не убирался; по нескольку дней лежали трупы павших лошадей, служивших единственным питанием голодным собакам. Искреннее сожаление вызывало у многих исчезновение городовых, ревностно оберегавших спокойствие жителей. Однажды, проходя по Владимирской, я зашел в магазин фотографа Танского, специализировавшегося на увеличении портретов. Несмотря на мои баки, он меня узнал и рассказал курьезный факт из первых дней деяний свободного народа: в витрине его магазина на Невском стоял мой портрет в натуральную величину в гусарской форме. Толпа ворвалась в магазин, с руганью вынесла изображение «врага русского народа», поставила к фонарю и тут же на Невском расстреляла.

На улицах на смену английским и француз жим солдатам явились немецкие, часто катавшиеся по городу на переполненных грузовиках. В публике говорилось, что они принадлежали к отрядам, посланным из Германии для эвакуации военнопленных. Сильное оживление в жизнь столицы вносили мероприятия к поднятию нравственности населения путем уничтожения спиртных напитков. Район деятельности этих «трезвенников» определялся местонахождением винных погребов. Благие начинания кончались невероятными драками и стрельбой при дележе добычи. На выстрелы спешили носители винтовок — товарищи; образовывалось громадное скопление народа, среди которого доминирующее положение занимали «защитники родины» в серых шинелях. В результате боев оказывалось достаточное количество раненых, убитых, но больше всего… пьяных.

В конце 1917 года кое-где еще проглядывали плоды трудов Временного правительства: в