Тот подошел, и Беллоуз, взяв его за плечи, поставил так, что мальчик оказался стоящим прямо на карте, непосредственно над той точкой, на которую служитель указывал прежде.

– Смотрите, дитя. Вот здесь – мы. А теперь поглядите туда, в сторону моря. Смотрите как можно дальше.

Натан посмотрел. Погода стояла пасмурная; мир, казалось, кончался сразу за Морской стеной, как это обычно и бывало; там было не на что смотреть, нечего знать; там не было вообще ничего, за этим великим барьером, отмечавшим конец всех вещей. Но потом, словно специально, чтобы угодить Беллоузу, в облаках раскрылся просвет – не над самой башней, где дождь продолжал поливать с прежней силой, но далеко впереди, куда только достигал взгляд Натана. Сноп солнечного света лег косо, осветив море под собой.

– Вот, приложите это к своему глазу, – Беллоуз протянул ему трубку со стеклянным окуляром, помог ему поднять ее под нужным углом и принялся через его плечо крутить и поворачивать кольца на ее концах.

Сперва Натан не увидел ничего (различил даже меньше, чем прежде), но потом, исключая любые сомнения, изображение сфокусировалось, и морская волна ударила в скалистый берег, взметнув далекие поблескивающие облачка брызг. Это была не Морская стена – это было что-то гораздо более неровное: вдоль берега змеилась белая полоса, а выше начиналась зелень.

– Можно это как-то приблизить?

Беллоуз удлинил трубку, и изображение стало ближе настолько, чтобы Натан смог различить отдельные волны, бьющиеся о белые утесы. Чуть левее виднелись ряды песчаных дюн. Натан взял трубку в руки и удлинил ее еще больше. Что это там, на пляже, – чья-то фигура? В голубом? Нет, там никого не было.

– Где это? – спросил он.

– Это другое место, Натан. А теперь посмотрите себе под ноги.

Натан неохотно опустил взгляд. Беллоуз встал перед ним на колени и провел пальцем.

– Вот это – линия, вдоль которой вы смотрели. – Он обвел пальцем линию на карте. – А это граница страны, неровный берег, которой вы наблюдали через телескоп. Теперь вы понимаете?

Натан переступил ногами, словно стоял на поверхности настоящего мира.

– Да.

Он понимал.

Где-то за Морской стеной, за трущобами, за извивами Стеклянной дороги, бесконечно поднимающейся к башне, где они находились, было другое место. Место по ту сторону. И оно было белым и зеленым.

Натан сошел с карты, на ней остались следы его ног. Только сейчас он осознал масштаб всего того, что, очевидно, лежало за пределами известного ему мира. Сколько бы Беллоуз ни разглагольствовал о далеких странах, сейчас перед ним была карта, и она вмещала больше, чем он мог охватить взглядом… А слова? Это были имена! Вот Мордью, но его окружали и другие, сотни других, мелким шрифтом, крупным шрифтом, разными почерками. Так вот куда уходили корабли торговцев, надувая красные паруса, проходя Морские ворота!

Когда Беллоуз поднял классную доску с пола, Натан едва не протянул руку, чтобы его остановить, но побоялся того, что служитель может о нем подумать.

Беллоуз снова водрузил карту на пюпитр и принялся оттирать носовым платком отпечатки Натановых ног. Наконец, сочтя ее достаточно чистой, он двинулся к окнам, чтобы опустить занавески.

– Не надо, пожалуйста!

Несколько мгновений Беллоуз внимательно разглядывал мальчика, потом вернулся в пространство библиотеки, оставив окна незашторенными. Он взял указку и постучал ею по тому месту на карте, где было написано «Мордью».

– Мы здесь. Вы это понимаете?

Натан кивнул.

Рядом с «Мордью» была еще одна надпись голубыми чернилами: «Мы в плену».

– Превосходно! – продолжал Беллоуз. – Вот этот водоем, через который мы только что смотрели, известен под названием «Рукав»; он был назван так древними за свою форму, напоминающую рукав одежды. Он отделяет нас от Острова белых холмов, получившего это имя из-за образующих его меловых утесов.

Беллоуз показал ему кусочек мела, которым писал на доске, и Натан снова кивнул.

Голубые буквы исчезли. Натан взялся рукой за медальон.

– Далее, – продолжал Беллоуз, – это меловое образование, взирающее на нас через пролив, дало пристанище отвратительному, загнивающему городу Маларкои, хотя на самом деле это просто кучка шатров, среди которых бродят стада домашнего скота. В этом городе, в своей таинственной зачарованной пирамиде, укрывается Госпожа Маларкои. Там она непрестанно плетет свои козни, добиваясь гибели нашего Господина и разрушения Мордью. Эти несколько дюймов на карте представляют столь же скудную сотню миль. Разделяющий нас водоем пребывает в постоянном волнении, ибо магия Госпожи беспокоит его и заставляет служить против нас. В добавление к другим своим преступлениям она создает огненных птиц, чтобы они ослабляли наши защитные укрепления. Лишь неусыпная бдительность Господина, мощь его Морской стены и бесперебойная работа его машин оберегают нас от того, чтобы быть смытыми в море, что являет собой заветнейшее желание Госпожи.

– Эта Госпожа… Она носит голубое платье? – спросил Натан.

Беллоуз остановился, озадаченный. Он поднял свой нос и пошевелил ноздрями, словно по запаху мог лучше понять смысл Натановых слов.

– Что за странный вопрос!

Служитель устремил на Натана самый пристальный взгляд, глубоко втянул носом воздух. Затем (видимо, не найдя того, что искал) он развел руками:

– Насколько известно, Госпожа никогда не носила голубого. Ее меланхолическая натура вынуждает ее одеваться в черное.

Беллоуз остановился посмотреть, удалось ли ему удовлетворить Натаново любопытство, но Натан уже не мог вспомнить, почему задал этот вопрос. В воцарившемся между ними взаимном молчании он ощутил себя неловко и потянулся рукой к медальону.

– Почему она ненавидит Господина? Потому что ей грустно?

Этот вопрос понравился Беллоузу гораздо больше. Он воздел руки к потолку и вскричал:

– Разве может быть иначе? Поскольку Он непогрешим, дело, несомненно, должно быть в ее собственных недостатках. Впрочем, ее мотивы понять невозможно. Я пытался размышлять об этом; возможно, это месть с ее стороны ввиду неких ошибочных представлений, а возможно и нет, но если за этим и стоит какая-то причина, мне не удалось ее распознать. Кое-кто говорит, что Господин когда-то, давным-давно, отверг ее домогательства, и теперь она, охваченная муками ревности, пытается Его наказать; но я в это не верю. Мне представляется (если мое мнение может иметь значение), что в мире существуют две силы, добро и противостоящее ему зло, и эти силы того же порядка, что свет и тьма: у них нет разумной причины или объяснения, они просто существуют. Возликуем же, что мы находимся на стороне добра, и исполнимся сожаления к тем, кто вынужден жить во зле, как это происходит с ней и ее народом! Постараемся как можно скорее положить конец их страданиям и укрепимся верой в благость нашего Господина, который