— Будто ты не знаешь. Спроси у Шадара.

Отец сверлит меня взглядом, от которого мигом пропадает аппетит. Хотя аппетита у меня уже давно нет: я ем, потому что мне надо есть. Его не устраивает такой ответ, но с ответами у меня, как и с аппетитом. Не добившись от меня ничего, отец переводит взгляд на брата:

— Джуборо?

— Все как обычно, — он пожимает плечами и оглядывается на пустой стул, на котором обычно сидела мама.

Доктор запретил ей вставать с постели, поэтому на завтрак она не спускается. Мама вообще почти все время спит, и нам редко удается поговорить. Но всякий раз, как я вижу ее — бледную, слабую, в моей груди будто начинают тлеть угли ярости. Потому что, если бы не отец, у мамы бы не случился приступ.

Если бы не отец, меня бы не пасли круглые сутки, как особо опасного преступника.

Если бы не отец, я был бы сейчас счастлив с Вирной.

Или не был бы.

Я не знаю, чем он ее запугал, или что пообещал, но факт оставался фактом — Мэйс от меня отказалась.

Отказалась от нас.

Если отказалась она, зачем держаться за это мне?

Впрочем, кое-чему меня вся эта ситуация точно научила. Можно сказать, раскрыла глаза. Теперь я смотрел на маму и думал, что вот это мое будущее. Не буквально, нет. Но отец меня сейчас продавит — как маму, как Вирну, как продавливает всех вокруг, и на этом все закончится. Я буду жить не своей жизнью, а той, которой прикажут жить.

— Без глупостей, — напоминает отец, когда я поднимаюсь из-за стола.

Под глупостями он подразумевает все, что не указано в его регламенте поведения сына Диггхарда К’ярда. То есть все, что делает меня мной.

Нравится мне такое?

Хочу я для себя такую жизнь?

Считаю ли я это глупостью?

Точно нет.

Поэтому я отвечаю честно:

— Не волнуйся, отец. Больше глупостей не будет.

С сегодняшнего дня я буду поступать правильно. Как посчитаю нужным. Другое дело, насколько тебе это понравится.

Самое время сделать выбор. Пока отец не запретил мне посещать Кэйпдор.

— Лайтнер, нам нужно поговорить!

Кьяна выныривает из-за колонны во внутреннем дворе академии, по которому я прохожу, и преграждает мне путь.

Ненавижу эту фразу. После нее обычно следует нечто неприятное. Но я останавливаюсь, всем видом показывая, что внимательно слушаю.

— О чем, Кьяна?

— Не о чем, а о ком. О Вирне!

Имя Мэйс ударяет в меня с силой гигантской волны, я сжимаю кулаки и шагаю дальше. Тем более что у меня есть дела.

— Нет. Больше ни слова о ней. Мы договорились.

— Это ты с Харом договаривался, не со мной.

— Хорошо, теперь договариваюсь с тобой. Не говори со мной о ней.

— Я с ней встречалась.

Мне это совершенно неинтересно. Неинтересно и точка.

— Ходила в «Бабочку».

— Дай угадаю, она сказала тебе, что у нее все прекрасно, теперь у нее есть деньги, а ты ей не нужна.

На лице Кьяны растерянность.

— Ну в общем, да, — кивает она. — Хотя я, в отличие от некоторых, не верю ни единому ее слову.

— Веришь или нет, мне наплевать. Мэйс, думаю, тоже наплевать. На тебя в том числе.

— Она меня обожгла.

Это заставляет меня остановиться.

— В каком смысле?

Кьяна протягивает мне раскрытую ладонь, которая выглядит так, будто ее облили кипятком — красная и опухшая. Ничего необычного, но я уже видел такие следы. В ночь, когда мы с Мэйс виделись в последний раз. Видел на ней.

— Я решила, что ты должен это увидеть. Не стала залечивать.

— Откуда этот ожог?

— Я просто схватила ее за руку, и нас обожгло. Обеих. Я готова поклясться, у нее на запястье тоже остался след.

— Аллергия на въерхов, — вспоминаю я. — Доктор Э’рер сказал, что это аллергия.

— Что за бред? — хмурится Кьяна. — А у меня тогда что? Аллергия на людей?

Я качаю головой.

— Я не знаю. Все это конечно любопытно. Но совершенно неважно.

— Что ты такое говоришь? Мэйс явно нужна помощь.

— А она ее просила? — рявкаю я, но тут же понижаю голос, чтобы не привлекать внимание: — Когда попросит, тогда найди меня.

Щеки Кьяны вспыхивают, а глаза яростно сверкают.

— Я думала, что рядом с Вирной ты изменился, Лайтнер. Стал лучше…

— Рядом с ней изменился, — перебиваю я, — но теперь я не с ней, и все вернулось на круги своя.

— Тогда нам действительно не о чем говорить.

Кьяна разворачивается и уходит, а я по инерции иду туда, куда шел. Но по пути останавливаюсь возле стенда расписания. Однажды мы здесь столкнулись с Мэйс и даже умудрились тогда не наговорить друг другу гадостей. Теперь я хоть весь Кэйпдор обойду, ее не встречу. Сегодня подводная зоология, но ее там не будет.

Но и меня здесь тоже не будет.

У меня по расписанию сейчас должна быть история Ландорхорна, у Родреса тоже, и я нахожу его возле аудитории. Конечно, же в окружении подружек Д’ерри, но они меня не интересуют.

Я хлопаю бывшего друга по плечу и говорю:

— Родди, на пару минут.

Он бледнеет, раздраженно сжимает губы, но отходит со мной в сторону.

— Лайтнер, я думал, мы все обсудили в прошлый раз.

— Это не касается нашего прошлого разговора. Ну, почти. — Я достаю свой тапет и протягиваю ему. — У меня новый тапет, и я бы хотел установить на него все программы, которые были на прошлом. Понимаешь, о чем я?

Родрес прищуривается.

— Я хорошо заплачу.

— Мне не нужны твои деньги, К’ярд. Мне достаточно своих.

— Речь не только о деньгах. Я буду должен тебе любую услугу.

Парень перестает хмурится и уже смотрит на протянутый тапет с интересом.

— Нужно время.

— Знаю, — киваю я. — Поэтому отдаю его тебе.

— Отдаешь? — Лицо Родди нужно видеть! Он еще не верит мне, но уже перехватывает тапет.

— До вечера, — уточняю я. — Сегодня загляну к тебе. Или не успеешь? Тогда вернешь мне его завтра, до первой пары. Дольше без него не протяну.

Родрес в замешательстве, он крутит тапет в руках, включает его, проверяя на отсутствие пароля для входа.

— Какие именно программы тебе нужны, Лайт?

Уверен, Родди может установить на него много всего интересного. Как и скачать с него все, что угодно. Правда, все самое интересное — к примеру, личную переписку, я уже стер. Безвозвратно.