Возможно, я так и не сказала этих трех слов, но всадник прав.

Я поднимаю голову и смотрю на него.

– Да. Люблю, – соглашаюсь я. – Но этого недостаточно.

Он делает шаг назад.

– Недостаточно?

Похоже, я нанесла ему удар более болезненный, чем любое оружие.

– Этого мало, чтобы закрыть глаза на все то, что еще у тебя на сердце, – объясняю я. – Ты же ненавидишь человечество сильнее, чем любишь меня, это очевидно.

Ноздри Мора гневно раздуваются, но он сдерживается и молчит.

Он не отрицает. Это больно.

– Предполагается, что любовь помогает нам раскрыть лучшее в себе, – продолжаю я, напоминая ему о нашем разговоре вскоре после кончины Роба и Рут. – А не худшее, – договариваю я тихо.

– Я сделал это, потому что люблю тебя, – горячо возражает Мор. В его глазах плещется еще больше страха, чем прежде.

– Любовь так не поступает.

Хотя, конечно, есть и другие вещи, идущие рука об руку с любовью – великие, ужасные. И Мор только сейчас впервые за все свое существование познает их.

Ты впустила его в райский сад, дала ему попробовать запретный плод. Ты дала ему познать добро и зло, и теперь вы оба расплачиваетесь за это.

Я немного отступаю, чтобы запомнить его лицо.

Нужно уходить, сейчас, прежде чем я дрогну и решу остаться с ним. Этого я никогда себе не прощу.

Сердце рвется пополам, предчувствуя разлуку.

– Прощай, Мор.

Я заставляю себя отвернуться, выхожу на дорожку, ведущую от особняка.

Прохожу не больше пяти шагов, и всадник меня настигает. Подхватывает на руки и вносит в дом, со всего маху пнув входную дверь.

– Что ты делаешь, пусти меня! – протестую я, извиваясь в его руках.

Не отвечает.

Тогда я начинаю сопротивляться изо всех сил.

– Отпусти!

Он вносит меня в холл и ставит на пол. Я пошатываюсь, стены вокруг плывут.

Как же я ослабела. Совсем слабая.

Но и здесь оставаться не могу.

Упрямо я иду к выходу, но он снова хватает меня и уносит вглубь.

Но, стоит мне встать на ноги, я снова спешу к дверям.

Мор преграждает мне путь.

– Сара, я не могу позволить тебе уйти.

В его взгляде мольба, и я понимаю, он ясно видит, что я еще не до конца выздоровела, не набралась сил.

Меня вконец измотали долгие недели переездов, не говоря уж о ранах, мой организм не готов к подвигам. И все же я заставляю себя встать.

– Мор, перестань, не делай хуже, чем уже есть, – я почти умоляю. – Пойми, я все равно уйду, с твоего благословения или против твоей воли, но я больше здесь не останусь.

Все это рвет мне душу. И я вижу, что и у него сейчас разбивается сердце.

Неприкрытое горе смягчает его взгляд, но лишь на мгновение – его черты снова ожесточаются.

Не говоря ни слова, он вновь подхватывает меня на руки.

– Что ты творишь? – из последних сил я бьюсь в его руках. – Мор, опусти меня на пол!

Не обращая внимания на крики, он переносит меня в спальню и укладывает на кровать.

К тому времени, как я – помедлив несколько секунд, чтобы дать головокружению уняться – снова сползаю на пол, Мор уже у двери. Бросив на меня прощальный взгляд, он выходит из комнаты и захлопывает дверь.

Я спешу за ним, хватаюсь за дверную ручку, дергаю – дверь не открывается. Он меня запер!

– Мор, открой, дай мне выйти, – в панике я срываюсь на крик.

Не думает же он всерьез держать меня взаперти?

– Ты меня простишь, – слышу я его тихий голос из-за двери.

– Выпусти меня! – кричу я все громче.

Но ответа не получаю.

Мор заколачивает окна в спальне и блокирует все ведущие наружу двери. Не сразу, а после нескольких моих попыток убежать, ему удается перекрыть все выходы, заперев меня в ловушке.

Так что – да, я снова его пленница.

Всаднику, по крайней мере, хватает ума не показываться мне на глаза. До конца дня я несколько раз мельком вижу его, когда он приносит мне еду и воду – печальный взгляд, затравленный вид.

Я все еще надеюсь, что безумие, охватившее Мора, отступит. Что он все же отдерет от окон доски, откроет двери и попросит прощения.

Но ничего подобного не происходит. День проходит за днем, а он все так же держится поодаль, заходит только, чтобы принести еду и питье. Даже по ночам он не приходит, чтобы выговориться, излить чувства, поведать мне о своих муках – ну, или уснуть, прижавшись к моей спине.

Мое тело изнывает от тоски по нему, сердце замирает. Я ненавижу его за предательство – и все равно хочу его.

Я не пытаюсь сбежать. Что толку? Мне не проскользнуть мимо Мора незамеченной.

Стараюсь не думать о миллионах умерших, гниющих прямо там, где их настигла смерть. Телевизор выключен по этой же причине. Я больше не в силах смотреть новости и видеть все эти тела. Я, сыгравшая (хотя и против воли) в их гибели роковую роль.

Мне остается лишь листать книги (в спальне нашлось несколько), да читать наизусть стихи.

Иногда я физически ощущаю, что Мор где-то рядом – прислушивается к звуку моего голоса, прижав ухо к двери. Воздух, кажется, насыщен всем тем, что нами недосказано. И это недоговоренное, незавершенное осталось гнить так же, как те трупы.

Так тянутся дни, проходит целая неделя.

Что же, так теперь будет продолжаться всегда? Мор станет держать меня, как птицу в клетке, обреченную влачить жалкое существование – не смерть, но и не настоящую жизнь?

Когда на восьмой день дверь открывается, вид у всадника, как у побитого пса. Голубые глаза поблекли, золотистые локоны утратили блеск.

– Я больше так не могу, – говорит он. – Я сдаюсь.

Я застываю, сидя в постели.

Не знающий поражений Мор Завоеватель сдается?

Сняв с головы корону, он бросает ее на пол между нами.

– Она твоя, – с горечью говорит Мор. – Я заявлял права на весь мир, но потерял тебя – единственное, чего по-настоящему желал.

Задыхаясь от того, что в груди безумно колотится сердце, я перевожу взгляд с брошенной короны на того, кто ее носил.

– Ты свободна. Можешь идти, я не стану тебя останавливать.

Мор мрачен. Лед в его глазах растаял, но и искорка надежды, сиявшая когда-то, исчезла. Наши взгляды встречаются – он смотрит так, словно тонет.

Мне полагалось бы радоваться, ликовать, чувствовать себя хоть немного отмщенной, но я чувствую лишь боль – новую, вдобавок ко всему остальному.