– Успеете перекурить, господин капитан, – сказал поручик, – там у них много посетителей.

Покурить я действительно успел, и только я затушил папиросу, как мимо меня промчался дежурный офицер и заскочил в царские покои. Через минуту он выскочил обратно, двумя пальчиками картинно вытер воображаемый пот со лба, неторопливо подошел ко мне и сказал:

– Очень даже срочно требуют вас. Сильно не торопитесь, там все почему-то в большом расстройстве, если попасть под горячую руку, то можно и погон лишиться.

– Живы будем – не помрем, господин поручик, – сказал я и пошел в царские покои.

Я вошел в гостиную и остановился у дверей, громко щелкнув каблуками. Я строго соблюдал все правила. Нечего без приглашения переться к начальническому столу или первым тянуть руку для рукопожатия.

– Да идите же сюда, – плачуще махнула рукой Александра Федоровна. – Как же так? Неужели все вернулось на свои места?

– Увы, мадам, – сказал я, – все осталось на своих местах, только неизвестна дата удачного покушения на господина премьер-министра, а еще написана дата появления Ленина, который отдаст приказ о расстреле вашей семьи.

– Когда же он появится? – рыдая спросила она.

– В апреле семнадцатого числа после расстрела рабочих на Ленских золотых приисках, – сказал я. – Тогда симбирский дворянин Ульянов возьмет себе псевдоним Ленин.

– Это не брат казненного цареубийцы Александра Ульянова? – спросил ЕИВ.

– Родной брат, ваше величество, – сказал я, – и он поклялся отомстить за смерть своего брата.

– Что же нам делать? – спросила императрица.

– Мне по чину не положено давать советы августейшим особам, – сказал я. – Но по моему уразумению нужно не расстреливать рабочих на Ленских золотых приисках, а арестовать владельцев приисков, если они не улучшат условия работы и жизни людей. И все по царскому указу. Завтра же должен быть опубликован указ о том, что ЕИВ одобрил проект Конституции, которую передали на рассмотрение Государственной Думы. И третье. Указ об отмене титулования в военном и гражданском ведомствах. Титулованию подлежат только князья, графы, бароны. У остальных есть чины, по которым и следует обращаться. А далее господин премьер-министр разработает план перехода России к конституционной монархии. И об этом должно быть сказано во втором указе. Пока еще возможно это сделать путем публикации указов, то есть обнародования правительственного курса и подрыва революционной базы в России. Если преобразования будут свернуты, то Книгу судеб переделать уже не удастся.

– У вас уже и проекты указов готовы? – как-то с ехидцей спросил меня ЕИВ.

– Так точно, ваше величество, – сказал я и положил на стол три указа, оформленные настоящим писарским почерком полкового писаря Терентьева Христофора Ивановича, которому обещано оторвать башку и вырвать язык, если он что-то и где-то ляпнет.

Над указами я поработал основательно, и они должны сыграть роль Рубикона, после которого отступать уже некуда.

ЕИВ и премьер Столыпин прочитали указы и молчаливо одобрили их. Подарочным «Паркером» ЕИВ начертал НИКОЛАЙ и поставил дату января месяца десятого числа.

Вызванный министр императорского двора генерал от кавалерии, барон Фредерикс Владимир Борисович (Адольф Андреас Волдемар) поставил на указы большую государственную печать, смахнул слезу на огромные седые усы и сказал:

– Как же, ваше величество, дарованную Богом власть делить с выскочками из этой Думы?

– Ваше благородие, – влез я в старческую тираду, – а давайте опубликуем в газете грамоту Бога, которой он наделил ЕИВ божеской властью? С подписью и печатью.

Мое заявление было подобно гранате, взорвавшейся среди старушек, которые занимались вязанием.

– Да как вы смеете, – затопал ногами Фредерикс, – вы обязаны называть меня ваше высокопревосходительство, а не благородие.

– Согласно только что подписанному ЕИВ указу, титулованию подлежат только члены императорской фамилии, князья, графы и бароны, – сказал я. – А бароны титулуются как ваше благородие. Апостол Павел в «Послании к римлянам» перепутал все и вся, передав полномочия Бога людям, которые сами устанавливают у себя власть и выбирают себе царей, а не получают ее из рук Бога. Кто получил власть от Бога? История не знает таких царей. Почитайте сами внимательнее. «Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога; существующие же власти от Бога установлены. Посему противящийся власти противится Божию установлению. А противящиеся сами навлекут на себя осуждение». Речь идет о Божьей власти, а не о земной.

Фредерикса с выпученными глазами посадили на диван и стали поить чаем, чтобы кондратий не навестил старца ранее времени. По Книге судеб, в 1913 году ЕИВ пожалует ему графский титул, и он будет именоваться ваше сиятельство.

Это я и рассказал, успокоив старика, который со слезами стал благодарить ЕИВ за будущую милость.

– А мне чем вас наградить, господин капитан? – спросил ЕИВ.

– Спасибо, я уже награжден, – сказал я и показал на орден Святого Станислава третьей степени.

– А у меня такого ордена не было, – как-то с грустью сказал Николай Второй, – мне сразу повесили ленту ордена Станислава первой степени.

«Могу подарить свой», – хотелось сказать мне, но я остановился, потому что и так допустил много резкостей, но мне кажется, что они не были лишними. Никто на земле не получил власть от Бога, даже папы и патриархи не могут предоставить грамоты о вручении им Божьей власти на земле. Богу богово, а кесарям кесарево. Так, кажется, говорил Сын Божий?

– А что вы скажете великим князьям, ваше величество? – раздался молодой голос пожилой женщины, сидевшей в стороне, в уголке у окна за ломберным столиком и раскладывающей пасьянс.

Это была вдовствующая императрица Мария Федоровна, Мария София Фредерика Дагмар, родная мать ЕИВ, попечительница Женского патриотического общества, Общества спасения на водах, глава Ведомства учреждений императрицы Марии (учебные заведения, воспитательные дома, приюты для обездоленных и беззащитных детей, богадельни), Российского общества Красного Креста (РОКК). В мое время в августе 1915 года она безрезультатно умоляла Николая II не принимать на себя верховное главнокомандование, а затем в 1919 году из Крыма эвакуировалась в Великобританию, а оттуда переехала в родную Данию.

– Как они отнесутся ко всему, что вы тут наподписывали? – язвительно спросила императрица.

Все молчали. ЕИВ по причине своей природной застенчивости, и даже жена его Аликс, Александра Федоровна, у которой были натянутые отношения со свекровью, не была так остра на язык, как обычно. Распутин и Столыпин благоразумно помалкивали, когда речь шла об императорской родне, и все смотрели на меня.

– Ваше императорское величество, – обратился я к Марии Федоровне, – по Книге судеб вы единственная, кто останется в живых из императорской фамилии. Вам удастся в конце гражданской войны уехать в Англию, а оттуда на вашу родину – в Данию. Никого из здесь присутствующих, а также и отсутствующих, не будет в живых. Речь идет о жизни и о смерти, а не о том, что скажет дядя ЕИВ Николай Николаевич. Вся императорская фамилия будет находиться на содержании парламента, который будет утверждать сметы расходов семьи, а великим князьям придется самим зарабатывать себе на пропитание. И если они выступят против Конституции Российской империи, то их будет ждать суд, о котором говорил поэт поручик Лермонтов.