Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Князь внимательно осмотрелся, насколько смог. Ну, пожалуй, пора. Хватит терять своих – татарские стрелы тоже зря не летали, попадали и меж щитов, находили жертвы. Вот один барабанщик споткнулся, схватившись за ногу – вражья стрела угодила парню в бедро, пронзила насквозь кость. Жуткая боль, понятно. Санитары живо подхватили юношу – не бросать же, их так и тащили внутри каре, раненых, благо недолго уже осталось.
– Барабань! – отдал приказ Егор.
Тра-та-та! Тра-та-та! – совсем по-иному. И черный вымпел – предвестник смерти. Смерти врагов, чьей же еще-то?
Три коробки-каре запнулись… поддались… пропуская мимо себя радостно кричащих всадников. Еще б тем не радоваться – спаслись, вырвались, теперь уж не поймаешь. А сил-то еще много, сабель еще не на один рейд хватит!
Так думал Ибрагим-бек, радуясь вместе со всеми – ушли. Теперь зализать раны и снова – в набег! Город будет взят, рано или поздно. Пусть пока мало воинов, но они появятся, обязательно появятся, ведь костяк войска сохранен – вот он! Грозные, не ведающие жалости к врагам, воины. Орлы! Барсы!
– Бек, там, впереди, обоз! Всякое добро, раненые. Неужто пропустим?
– Не пропустим! Вперед!
Хищно ухмыляясь, Ибрагим-бек выхватил саблю и лично повел своих воинов в лихую атаку. Пела под копытами коней степь, сияло на клинках солнце. И сердце старого воина радовалось будущей сече, предвкушая скорую гибель врагов. Ну, вот еще чуть-чуть… совсем немного осталось. Пора слать стрелы, жаль, их мало осталось в колчанах – растратили. Что ж, придется обойтись без стрел. Ничего! Хороши и сабли.
Чу! Что такое?
Ибрагим-бек глазам своим не поверил, увидев вместо обоза… крепости! Несколько крепостей. Ах. Сволочи, они просто составили телеги и…
Ахнул пушечный залп, сделав из всадников и их коней одно кровавое месиво. Картечь – придумка Егора. Затем вякнули пушки помельче, пушчонки, пушечки – ручницы, гаковницы, кулеврины…
– О, Аллах, – падая в смерть, Ибрагим-бек погрозил кулаком небу. – Зачем ты допустил это? Зачем допустил… зачем?..
Поправив перед зеркалом сборки роскошного – серебристого шелка – халата с маленькими золотыми пуговицами, великая царица Айгиль – Владычица Всея Орды – обернулась к вошедшему и, как всегда, грохнула смехом:
– А я-то думаю – кто там сапожищами так стучит?
– Неправда твоя, царица, я тихонько вошел, – тут же оправдался Егор. – Что хотела-то?
– Поговорить, – девушка сверкнула глазами.
Вожников непритворно вздохнул: ах, ну до чего ж красива! И сама – что характерно – это прекрасно знает.
– Что, и вина не выпьем?
– Выпьем, но позже. Сначала – дело.
– Ну, вот, – развел руками князь. – Вечно у тебя какие-то дела, нет бы просто так в гости позвать – уезжаю ведь скоро, не век же в Орде торчать – пора и домой наконец!
Девчонка – у Егора язык не поворачивался всерьез называть Айгиль «великой царицей и повелительницей Орды» – уселась в обитое бархатом креслице и хитро прищурилась:
– Я про ваши разноцветные – на паях с синьором Феруччи – повозки спросить хотела.
А, вот оно что!
– Ну, спроси.
– Четверть-то уступите, а? – просяще промолвила Айгиль. – Всего-то четверть. Я ж все-таки владычица Великой Орды, ханша, тем более – твой самый верный вассал! Ну, четверть… это ведь не треть!
– Уговорила, красноречивая. – Вожников и так уже думал, что кое-чем с юной ханшей нужно поделиться. – Владей! Я синьору Феруччи скажу. Думаю, он только рад будет.
– Рад, что не треть попросила?
– Догадливая. Но ты все-таки не обижай старика, с банкирами дружить надо.
Айгиль усмехнулась:
– Я знаю.
– И вот еще что присоветую. Что это за, прости Господи, название такое – Орда? Надо – Золотая Орда, так красивше, да и вполне в местных традициях – любите вы подобный гламурчик: площадь Золотых Ослов, таверна «Золотой Единорог» и все такое прочее.
– «Золотой Единорог», между прочим – в Кафе.
– А ты там была, что ли?
– Я много где была…
Девушка опустила ресницы – пушистые, мягкие. Не до конца застегнутый халат – видать, спешила или не обратила внимания – распахнулся, обнажив нежную шейку и часть груди…
Встав, Егор подошел ближе, обнял Айгиль за плечи, не удержался, чмокнул в шейку. Девушка поддалась было, но тут же погрозила пальцем:
– Эй, эй, князь! Я все ж теперь – царица, а ты, между прочим – женат, забыл? Супруга-то, поди, заждалась. Тем более, беременная. Так к ней и поезжай.
Сказала вроде бы шутя – а как задела! Вот ведь – умна. Что ж, и нечего мачо из себя строить. И в самом деле, пора домой…
Как раз к возвращению с победой супруга Елена родила мальчика, названного в честь ее батюшки Михаилом. Михаил Егорович, стало быть… будущий великий князь и владетель. Похож пока был больше на маму – такой же светловолосый, неуемный: реветь примется, так хоть из опочивальни беги! Хорошо хоть есть всякие кормилицы, бабки.
«Ах, милый супруг мой», – ворковала вечерами княгинюшка, после родов еще больше похорошевшая, да так, что Вожников и думать забыл про Айгиль, Ай-Лили и прочих… Даже и не вспоминал… лишь так, иногда, в узком кругу – с Никитой Кривоносом, Федором… Горшеня, кстати, выздоровел. Вспоминая, выпивал за здоровье дев чарочку медовухи, искренне желая им всего самого-самого. А что, плохие девы, что ли? Да и сам-то… хорош гусь – права Айгиль в чем-то.
Запах жареных каштанов плыл над вечерним городом, над харчевнями, мечетями и дворцами, запутывался в минаретах и меж куполами православных церквей, змейкой обвивался вокруг шпиля костела Святого Марка.
Жуя жареные каштаны, купленные тут же, у разносчика, на лавочке у фонтана сидели двое – Азат и Мара. Болтали о чем-то, смеялись, глазели на прохожих, собравшихся вокруг акробатов и фокусника, что глотал тут же, на площади, огонь.
– Слушай, Азат, а это он взаправду – огонь-то?
– Конечно, взаправду!
– Да ну тебя, врешь ведь.
– Не холодно тебе, милая? Может, пойдем уже к тетушке Рашиде? Мне-то завтра подниматься раненько – царица на службу ждет.
– Хочешь – пойдем, – девушка улыбнулась, поправив поясок, стягивающий красивый, в складках, азям, украшенный серебряными пуговицами и бахромой. – А лучше – поедем. Синяя повозка, на остановке после старой мечети выходим. Вон и повозка как раз, почему-то у них все возницы – греки. Ну, так пойдем?
– Нет, нет, – улыбнулся Азат. – Я – как ты. Давай еще посидим, раз ты хочешь.
– А я, как ты! Ну, давай, кто кого переспорит?
Старый дервиш стоял позади юной пары, под старым платаном с раскидистой кроной и серебристым стволом, и, улыбаясь, смотрел на влюбленных, но, как только Азат вдруг повернул голову, быстро ушел.