1). В ряде мест статьи дается место завистническим выпадам Языкова против А. С. Пушкина. Языков низводит Пушкина до уровня маленького, незначительного поэта. В припадке раздражения Языков вообще отрицает русское искусство, превознося искусство западное. Эти места в статье очень нехорошо оставлять теперь, когда мы именно в этих вопросах даем бои по всему фронту людям, пытающимся умалить значение русской культуры и русского искусства и в частности, выступаем против горе-исследователей, отрицающих мировое значение поэзии Пушкина.

2). В некоторых местах автор статьи дает нечеткие и методологически недостаточно глубоко продуманные формулировки в одном из серьезнейших вопросов – в вопросе о нашем отношении к писателям прошлого, проповедовавшим реакционные идеи.

3). В статье излишне превозносятся Дерптский университет с его немецкой профессурой и восхваляются такие ученые немцы, как Эверс. На мой взгляд, оценка немецкой реакционной профессуры Дерптского университета должна быть более суровой и принципиальной.

4). Неточность формулировок в ряде мест особо отмечена мною в верстке книги.

5). В состав книги включены в большом количестве стихи Языкова, которые не заслуживают издания в массовой серии.

Во‐первых, не следует печатать в книгах стихи, направленные против передовых деятелей революционной демократии и их предшественников. Стихи, по общему мнению современников поэта, представляют клеветнические выпады против Белинского, Герцена и ряда других людей, имена которых дороги советским людям, как были дороги и нашим предкам.

Во‐вторых, не “замазывая” характерного в поэзии Языкова, незачем чрезмерно много печатать стихов, прославляющих пьянство. Ведь эти стихи, попади они в руки молодежи, сыграют не очень хорошую роль в деле их воспитания.

В-третьих, следует исключить из книги стихи, в которых больше грубого похабства, чем эротики, – стихи, в которых много самых грубых непристойностей и натуралистических описаний сексуальной жизни.

В-четвертых, излишне печатать варианты в этой книге, поскольку мы отказались от желания издать ПОЛНОГО Языкова и решили издать только те произведения Языкова, которые не УТРАТИЛИ своего значения и доныне»[541].

Пытаясь спасти книгу, М. К. Азадовский обратился к помощи А. М. Еголина, с которым был знаком[542]:

«…Книга, которая должна была выйти в этом году, – “Языков” в “Библиотеке поэта” – совершенно готова (т. е. сверстана), но у меня огромный спор с редакцией. Не знаю, чем кончится. Ожидается вмешательство отдела ЦК. Уже написано письмо Еголину»[543].

Воспроизводя этот сюжет в письме Ю. Г. Оксману, Марк Константинович был более красноречив:

«Сейчас переделываю Языкова (для “Биб[лиотеки] Поэта”), испакощенного евнухами из редколлегии, гл[авным] об[разом] Груздевым и Саяновым. Они не только сняли все фривольные пьесы, но даже и такие, как

“Кому достанется она

Нерукотворная Мария?..”,

даже такие, как “Напрасно я любви Светланы…”, ибо последние строки звучат чересчур двусмысленно:

“Она – res publica, мой милый”

и т. д., сняли всё, где, казалось им, “может оскорбиться” бывшая Ливония (“как била русская рука или чухну иль поляка”), где категорически сняли все антизападнические послания. Я был болен, не мог вмешаться, но только заявил, что в случае реализации всех этих мероприятий требую снятия своего имени. Пусть издание будет анонимным.

Дело пошло в ЦК. Оттуда дуракам разъяснили, что заниматься лакировкой – занятие крайне предосудительное, кое им ни в коем случае не рекомендуется. Так оказалась восстановленная в правах почти целиком моя вступительная статья и важнейшие тексты. В результате новых переговоров я согласился делать избранного Языкова ‹…›.

Кстати, Саянов потребовал даже снятия “Гимна” – пародии на “Боже, царя храни”, по соображениям, которые Вы, хоть голову расшибете, – не угадаете. Айзеншток по этому поводу сказал: “Я всегда знал, что Вис[сарион] Мих[айлович] – глуп, но что так глуп, в голову не приходило”»[544].

Партийная точка зрения была изложена двумя членами редколлегии «Библиотеки поэта», которые одновременно являлись и сотрудниками аппарата ЦК ВКП(б), – литературоведами А. М. Еголиным и И. В. Сергиевским:

«В редакцию “Библиотеки поэта”.

Редколлегия “Библиотеки поэта” высказалась за исключение из книги стихотворений Н. Языкова ряда его произведений, содержащих элементы идеализации ливонского рыцарства, некоторых эротических вещей, текстов, которые могут быть оскорбительны для эстонцев, наконец – наиболее резких посланий позднего периода жизни поэта.

Со своей стороны полагал бы, что стихотворения первых трех категорий действительно неуместны в книге. Что касается “славянофильских” посланий Языкова, то исключать их – значило бы вступать в прямое противоречие с теми указаниями о недопустимости “приукрашивания истории”, которые являются для нас руководящими. В массовом издании давать их не следовало, но большая серия “Библиотеки поэта” – издание не массовое, а данное собрание стихотворений Н. Языкова задумано как полное.

Удалять из вступительной статьи все материалы, характеризующие реакционность политических позиций позднего Н. Языкова, также значит фальсифицировать историческую действительность. Не думаю, чтобы подобная фальсификация могла быть оправдана.

Сергиевский 10.7.47.

Согласен. А. Еголин. 10 VII 47»[545].

Как видно из письма, недопустимость «приукрашивания истории» применяется этими двумя сотрудниками идеологического ведомства лишь к тем текстам, которые созвучны настроениям руководителя страны. Несмотря на вмешательство ЦК, приговор подготовленной книге был вынесен: готовый набор был рассыпан, что отражено в «Акте по убыткам» ЛО издательства «Советский писатель» от 8 декабря 1947 г.:

«Азадовский М. – Языков “Стихотворения”.

При пересмотре рукописи весной 1947 г. после постановления ЦК ВКП(б) от 16 августа 1946 г. о журналах “Звезда” и “Ленинград” редколлегия “Библиотеки поэта” наметила изъятие части стихотворений Языкова. Однако окончательное решение вопроса задержалось вследствие его сложности, что потребовало длительной переписки между ленинградской и московской частью редколлегии. Список изымаемых стихотворений был окончательно утвержден редколлегией после согласования с московскими членами редколлегии т. т. Еголиным и Сергиевским.

Ввиду изложенного производственные расходы по набору, сброшенному типографией вследствие задержки сверх установленных сроков в сумме 13 630 рублей – списать в убыток»[546].

После переработки рукопись в очередной раз начала проходить дантовы круги.

Положительную роль сыграла рецензия Н. И. Мордовченко, хотя и достаточно сдержанная, поданная им в редколлегию 19 апреля 1948 г.[547] Круговерть продолжалась до осени; в сентябре 1948 г. М. К. Азадовский писал Ю. Г. Оксману:

«Моего Языкова дают уже чуть ли не шестьдесят четвертому рецензенту – и каждый мудрствует по-особому. Недавно, – уже, когда, казалось, все заложено, – появилось требование пересмотреть в статье главку о славянофилах на предмет их некоторой реабилитации. А то, – оказывается, – я не учел их борьбы за национальное своеобразие, т. е. я это не развернул с должной полнотой, широтой и проч. Я уже отказался наотрез что-либо делать