раз этим я займусь, — уже спокойно произнес Уилл, обдумывая, что ему делать дальше. — Сраная ты предательница. Увезла мою кровиночку. Моего наследника. МОЕГО ПЕРВЕНЦА. Знала же куда вести, сучка. К моему отцу. Знала, где он будет под защитой, да?!

— Да! А что еще оставалось делать?! ТЫ ЧУТЬ НЕ УБИЛ ЕГО! Барт не подпустит тебя к внуку! После того… как он понял, что ты сум… неважно… Кай и Коул — его последняя надежда!

— Хорошо. Подавись. Забирай Кая. Раз говоришь, он умом тронулся, — Уилл не отдавал себе отчета в том, что творил, говорил и делал. Для него реальность была психоделическим сном, на который он не мог повлиять.

— И Коула я тоже заберу, — по слогам произнесла Ханна, встав в воинственную позу.

Стоунэм хладнокровно глянул на свою жену и резко достал из-под пиджака пушку, направив прямо на нее. Женщина вся сжалась от страха. Снова… снова этот кошмар.

— Заберешь его, и я найду их обоих. Я свои слова сдержу. Обещаю. Заберешь Коула, и я или мои люди вышибут мозги сначала одному, потом второму. А ты, моя дорогая, будешь жить, зная, что это ты убила своих сыновей. Все ясно?! Ну, дак что ты выбираешь? Остаться со мной и Коулом и жить так, словно ничего не было? Или уехать, забрать второго сына и тем самым угробить их?

— Нет… ты не можешь так поступить с нами… со мной… с мальчиками! Уилл! Это не ты! Что же ты с нами делаешь… зачем я вообще тебя встретила? — Ханна порвала на себе одежду, ее руки хватались за все предметы в комнате, что она могла сломать… истерика. Она за гранью. Боль такая, что… невозможно описать.

Дети. Ее мальчики. Святое. Какая, на*ер, любовь безумная?! Сейчас она ненавидела этого дьявольски красивого мужчину. Он был отвратителен, уродлив внутри…

Уилл Стоунэм вдруг обхватил ее крепко-крепко и прижал к себе, покрывая намокшее от слез лицо горячими поцелуями.

— Девочка моя, прости меня, безумца. Не ведаю, что творю. Прости, — прошептал Уилл, прижимаясь лбом к ее лбу. Ханну трясло, рыдания оглушали его, но он начал затыкать их поцелуями. — Прости меня. Прошу тебя, останься. Все будет иначе. Клянусь. Все будет иначе, ели ты останешься, родная. Я буду лечиться. Мой отец смог, и я смогу. Кай… пусть живет в Нью-Йорке. Будешь ездить к нему. И правда, лучше будет для него… я боюсь за него. Никогда не прощу того, что сделал. Умоляю, родная, не покидай меня… спаси меня…

— Нет… нет… НЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ! — истошно завопила она, вырываясь. А потом обмякла в его руках словно кукла…

— Милая, пожалуйста, — Уилл Стоунэм заплакал и упал к ее ногам. Бил кулаками по полу, надрываясь в истерике. — Милая, останься. Все будет хорошо. Коула я буду на руках носить… останься, моя девочка. Мое святое, мое все…

Зрелище душераздирающее, жалкое. Ханна глядела на то, что осталось от ЕЕ любви. Истерики, руины. А раньше они… провожали закаты, гуляли под звездами, дарили друг другу обещания. Почему так зла судьба? Почему ее любимый — безумен? Почему…? Все так… и есть ли выход?

Она долго сопротивлялась, но выбора у нее не было. Остаться — это необходимость. Бросить Кая. Навещать раз в две недели или чаще, благо денег достаточно, чтобы летать постоянно.

Два брата буду расти порознь, а она так мечтала видеть их вместе. Кай очень трепетно относился к брату. С самого детства возился с ним, несмотря на то, что сам был еще ребенком. Но Кай… очень ответственный. Смелый. И умный.

Особенный.

И Кай, и Коул особенные. И такие… красивые. Невероятно. Сердца девочкам будут разбивать…

А Коул может никогда не вырасти, если она ослушается Уилла.

И она осталась, живя следующие несколько лет на два города. Уилл на долгое время превратился в идеального отца. На месяцы и годы. В душе даже зародились зернышки прощения, но нет… все вновь пошло прахом.

И тогда ублюдок уже не поставил ее перед выбором. Он просто захотел уберечь ее и Кая от самого себя. Но понимал, что не сможет остаться один ни с чем. Ему нужен был Коул. Как напоминание о своей любви. Как смысл жизни.

И тогда, когда Ханна в очередной раз вернулась от Кая, он представил все так, словно Коул погиб. И прогнал. Отпустил.

Зная, что загубит ребенка… когда он начал издеваться над вторым сыном, Уилл понял, что дальше так продолжаться не может. И добровольно отправился в клинику.

Где он окончательно потерял реальность. Он не хотел бороться. Больше не было смысла.

Его любимая никогда его не простит за то, что он сделал.

Если бы был хоть один, хотя бы крошечный шанс на искупление грехов… на ее прощение, он сделал ВСЕ, чтобы выкарабкаться.

Но нет.

Его сознание превратилось в комок из бреда, а сердце покрылось чернотой и злобой.

* * *

— Энди, есть какие-то улучшения? — молодой человек в темно-синем костюме и сером галстуке с черными вкраплениями, идеально сочетающимся с его глазами, задал вопрос своему бывшему доктору. Коул Стоунэм не любил ходить вокруг до около. Он просто хотел знать, сколько еще сумасшедших из своей семьи ему придется лечить или даже хоронить.

— С вашей матерью? Нет. Моя коллега работала с ней многие годы, но безрезультатно. Ханна слишком долго подвергалась насилию, психологическому давлению. Дважды перенесла послеродовую депрессию, проигнорированную мужем. А потом, как вы знаете, потеряла вас — пусть не по-настоящему, но для нее вы умерли, Коул.

— Мое появление…?

— Сломает ее, возможно. Очень сомневаюсь, что что-либо способно ее излечить. Может, ваше появление благотворно повлияет на мать, но… вы же понимаете. Прошли десятки лет. Она вас не узнает. Реакцию предсказать весьма трудно. Любой стресс усугубит положение. Да и ее кардиограмма оставляет желать лучшего. К моему большему сожалению, должен признаться вам в том, что жизнь Ханны на волоске и очень-очень давно. Ваш брат делал для нее все, что мог. Лучшие врачи, внимание, забота. Она не сразу стала такой, это случилось несколько лет назад. Она знает о смерти Уилла?

— Нет, — сухо ответил Коул, потирая кольцо на своем безымянном пальце. Все зашло слишком далеко. Как только он выяснил некоторые факты о своем прошлом — о жизни, о матери и отце — он уже не мог спать спокойно. Пара звонков и забронированных билетов. И вот он уже здесь, в Нью-Йорке. В городе, который он терпеть не мог из-за суетливых, спешащих как на пожар людей, и общей атмосферы удушья, сквозящей из каждого угла.