мне кажется, что у вас в системе без умения делать самопрезентацию, как и в любой корпорации, до уровня полковника-хозяина не дорасти. Вот ты свой хлебный заводик на территории зоны и пропиаришь, может и генералом станешь.

— Ты меня так дешево не покупай, мне лампасы сулить не нужно, ты опять говоришь то, в чем не особо разбираешься.

Полковник прошелся по камере, брезгливо сморщился над унитазом, подошел к нарам и облокотившись на них продолжил:

— Расклад такой. Нравишься ты мне или нет, я просьбу, кххм, большого человека исполню. Я тебе честно скажу, я по работе со многими волками встречаюсь. Мне зэки чуть ни ежедневно угрозы кидают, если не словами, то глазами. Ты, Максим, и сам, наверное, понимаешь, на таком месте слабых и пугливых не держат. А я хозяином зоны уже четвертый год, как только полковника получил, так меня сюда властвовать и поставили. Генералом мне не быть, это я точно знаю. Мою фамилию на стол президента никогда не положат. Так что я тут до пенсии. А на пенсию я планирую выйти не завтра. — Полковник вновь прошелся по камере. — Это я все к чему. Не знаю зачем, но мне хочется, чтобы ты понял. Отказать тому, кто попросил тебя к зэкам кинуть я не могу. Я тебе такой пример приведу. Есть у меня эдакая негласная директива, про всех своих сидельцев, у кого в личном деле «казак» написано, докладывать кое куда. Так вот, поступил ко мне эдак с полгода тому как один постоялец, со сроком и статьей никак условно-досрочное освобождение не предусматривающей. И должен он был чалиться у меня еще долго и долго. А вот в пятницу я с внуками в кафе сидел, и знаешь, кто за соседним столиком со своей дочуркой мороженое ел? Правильно. Этот самый казак. Его комиссия на УДО по первому ходатайству перевела. Не через две трети, и даже не через половину срока. А через три месяца. И он совсем не первый. И не последний. Так что, не буду я ради тебя Давида против Голиафа изображать. Но и помочь тебе я, веришь нет, хочу. Не ради пекарни, хотя и ее я приму с благодарностью. Помочь я тебе хочу просто потому, что мне это ничего стоить не будет. Понимаешь? Мы не станем после этого друзьями. Я тебе помогу просто как человек человеку.

Полковник снова походил по камере, вернулся к нарам и опять потер лицо пятерней.

— Ты со смотрящим хотел поговорить? Встречу я тебе организовывать не буду, не проси, это не по масти. Но фотку его и имя я тебе дам. И где он во дворе гуляет расскажу. Договоришься ты с ним вряд ли. Он от казаков подогрев получает, чтобы нужных людей не трогали, а ненужных наоборот, трогали. Поэтому с ним твой разговор ни к чему не приведет. Даже наоборот, чем больше ты ему покажешь свои возможности, тем жестче с тобой поступят, чтобы по итогу ты в десяток раз больше был готов отдать. А когда отдашь, тебя все равно прессанут, а то и вообще проткнут. Мой тебе совет, ты, как только к смотрящему подойдешь — ты драться лезь. Не кричи, не оскорбляй ни в коем случае, просто молча в драку лезь и бейся до последнего. Тебя конечно отмудохают, но я тебя обморочного в лазарет заберу. Там тебя под капельницей по крайней мере не изнасилуют. А вот если в лазарет я тебя не заберу и ночевать ты будешь в общей камере — тут Максим, ты как пить дать закукарекаешь. Это отдельно в просьбе большого человека было. И есть у меня обоснованное подозрение, что ровно такую же просьбу и смотрящему передали.

Ну что ж. Титов попросил и администрацию тюрьмы, и главного зэка, изувечить меня и плюс еще и изнасиловать. И администрация, и, по всей видимости, зэки, ни в коем случае Титову в исполнении этой просьбы (даже двух просьб) не откажут. Пока все идет по плану.

— Ты чего, юродивый, улыбаешься? Ты что, из этих, которые сами зад рады подставить? — В глазах полковника появилось, похоже, настоящее разочарование.

— Ну что ты, Алексей Борисович, фу фу фу такое даже думать. А вот давай поспорим, что я с этим твоим смотрящим, сумею договориться?

— Ну как пить дать юродивый! Ало, ку-ку, есть кто дома? — Полковник сделал вид что стучит по моей голове. — Ты будешь на свой ораторский талант надеяться до тех пор, пока твой рот совершенно противоестественно использовать не начнут? Ты лучше не пытайся, мой тебе совет, видал я храбрых духом и сильных волей, которые вечером думали, что они морально могут кого угодно задавить, а утром уже под шконкой половинки своей жопы изолентой скрепляли.

— Алексей Борисович, ну раз ты так уверен, ставлю годовой запас сырья к твоей хлебопекарне против десяти минут разговора по твоему мобильнику. Идет? Меня когда, завтра в полдень казачки от тебя увезут? Вот за час до этого, если я выиграю, ты мне телефон дашь. А нет — так и будет тебе целый год бесплатный батон к чаю.

— Хороший ты человек Максим. Хороший хоть и дурак. Договорились. Коли день переживешь да ночь продержишься — будет тебе телефон. А сейчас подходи, я тебя со смотрящим познакомлю.

Полковник достал из кармана форменных брюк телефон в потертом кожаном чехле-книжке. Чуть полистал содержимое и показал мне экран с фотографией насупленного старичка.

— Знакомься, Лев Рустамович Вой, кличка Художник, смотрящий зоны. Не коронован, но близок к тому. Статьи тебе ни о чем не скажут, только одно знай, на его совести душ — маршрутку укомплектовать можно. Но при этом в нем есть некая их, воровская, справедливость. Он старой школы. Понятий придерживается. Только тебя это не касается. Ты для вора не человек. Это он со своими по понятиям живет. А тебя ему обмануть не западло, а очень даже наоборот. Если бы ты был просто сидельцем, твое положение было бы даже лучше. Тебя бы не беспределили. Это враки, что в тюрьме любого могут, например, изнасиловать. Но ты же не сидишь. Ты на экскурсии. Так что в его системе справедливости ты вообще не существуешь. Он даст команду тебя проткнуть, за это зона получит от казачков лишние пару пачек чая и блок сигарет. И все. Он и не вспомнит о тебе завтра.

Ааааатлично. Понятия — это хорошо. Я не специалист по тюремным законам и принципам, так же далек от воровской субкультуры, но того, что