я про эту самую культуру знаю, достаточно, чтобы мой план сработал.

— Нет, ты Максим и правда юродивый. Ты чего лыбу давишь? Ты понимаешь, что ты через двенадцать часов либо будешь хер сосать, либо в больнице переломанный кровью будешь ссать?

— Полковник, думаешь я богатым стал потому что дурные пари заключал? Я жадный. Я муку тебе покупать не собираюсь. А еще я очень трепетно отношусь к девственности своих физиологических отверстий. Да и вообще, я столько денег и времени на врачей и косметологов трачу, что поганить свое тело никому не дам. Так что, спасибо тебе, ты настоящий полковник. Как-нибудь разгребусь с делами — заеду к тебе, посидим, пообщаемся. У меня в последнее время острая необходимость в обновлении службы безопасности возникла. Может о чем толковом договоримся.

— Ну, тебе виднее. Фото срисовал? Далее. Сейчас пятнадцать тридцать. В шестнадцать ноль ноль по воскресеньям зона идет во двор гулять и гуляет до семнадцати. Вот план двора, — полковник перелистнул экран и показал мне чертеж, — вот тут гуляют старшие. Тут же и Художник будет. Он обычно на скамеечке сидит, музыку слушает. Тебя во двор через пятнадцать минут выведут. Хоть ты советов и не слушаешься, рекомендую тебе пока есть возможность в туалет сходить. Пока почки не отбиты и мочиться без боли можешь.

Я искренне верил в то, что мой план сработает. Но надеясь на лучшее готовься к худшему. Я воспользовался советом полковника и сходил в туалет. Оставшиеся несколько минут я разминался и растягивался, чтобы в случае, если все же придется подраться, не потянуть ненароком мышцы. Хотя, если все сложится не так как я планирую, потянутая мышца будет меньшей из моих бед.

Ровно через пятнадцать минут дверь в камеру открылась и давешний старшина приказал мне выйти. Пройдя пару минут очередными коридорами, мы вышли на небольшой зацементированный дворик примерно пятнадцать на двадцать метров. Дверь, через которую мы вышли на площадку, находилась почти в углу, образованном серыми, такими же бетонными стенами метров пяти в высоту. Над площадкой была натянута металлическая решетка с мелкими, не больше спичечного коробка, ячейками. В противоположном углу площадки стояла единственная скамья, так же вылитая из цемента. По словам полковника, именно эта скамейка и является своеобразным троном главного зэка. Ну что ж, подождем, скоро я с ним познакомлюсь.

Глава 24

Тюремный дворик был не большой, метров триста. В моей сети есть рестораны значительно большей площади. Интересно, это единственная площадка для прогулок? По фильмам, которые я видел, я ожидал что на площадке обязательно будут баскетбольные кольца, здоровенные покрышки и штанги для пауэрлифтинга. Но площадка была совершенно пуста. Только в противоположном от меня углу стояла небольшая, максимум на трех человек, скамья. Такое ощущение, что она была вылита из бетона единым куском. Бетон. Только бетон. Пол, стены, скамья. Я взглянул на небо. Через натянутую сетку даже синее небо приобрело какой-то серый оттенок.

— Вот ты и на балу, Золушка, — хрюкнул старшина, — сейчас придут принцы, будь с ними ласкова. — Сказав это старшина еще раз хрюкнул, что у него по-видимому было эквивалентом смеха, и вышел в ту же дверь, через которую мы зашли.

Я стоял и смотрел на скамью в противоположном углу. Двор прямоугольный, по моим прикидкам пятнадцать на двадцать. Я иду по диагонали. Квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катетов. Значит мне нужно пройти ровно двадцать пять метров. Спокойной походкой я прохожу десять метров за тринадцать шагов. Учитывая, что я нахожусь не в самом углу площадки, и скамья тоже имеет некоторую ширину, я дойду до нее за тридцать шагов. Раз, два, три, четыре… Я уперся в скамейку на тридцать первом шаге. Ну, плюс минус норма.

Усевшись на скамейку я начал доказывать теорему Пифагора. Сначала вспомнил простейший способ. Мысленно дорисовал прямоугольный треугольник половины двора до квадрата со сторонами в виде гипотенузы, по которой только что прошел. Вторым способом я мысленно достроил квадрат со сторонами, равными сумме катетов, ширины и длины площадки. Потом мои мысли перешли на классический вариант пифагорова треугольника со сторонами три, четыре и пять. И в этот момент дверь посередине левой от меня стены открылась.

На площадку вышли около двадцати заключенных. Все в одинаковых, уже виденных мною на паре посетившей меня в камере зэков, тюремных серо-синих костюмах со светоотражательными полосами на спине и рукавах. Под пиджаками у всех темные майки. На головах кепки с такой же светоотражающей полосой, пришитой по кругу. Мятые козырьки. На правой стороне груди, на белой плашке, маркером написаны фамилии, инициалы и какие-то номера. На ногах стоптанные черно-серые ботинки на шнуровке. Получается, зря я по поводу шнурков переживал, вот и развенчан первый мой тюремный миф. Некоторые зэки были в резиновых галошах.

Вышедшие на площадку люди остановились, образовав неплотную кучку. Никто ничего не говорил. Все пристально смотрели на меня.

— А почему мясо сидит на моем стуле? — раздался не громкий, хриплый голос.

Толпа чуть расступилась и в мою сторону вышел старичок. Конечно, фотография из личного дела, которую показал мне полковник на экране своего мобильника, сильно отличалась от того, что я видел сейчас. Но это однозначно он, смотрящий зоны, Лев Рустамович Вой, он же Художник.

— Здравствуй, дедушка. Ты меня мясом назвал? — Я говорил спокойно, чуть понизив голос, чтобы услышать меня можно было только прислушиваясь.

— Тебя, тебя я мясом назвал. А ты оказывается не мясо. Мясо оно полезное. Оно людям силу дает. А ты оказывается обманщик. А обманщики они насквозь вредные. Тебя разве не учили, что обманывать нельзя? За это тебя накажут.

— Вот я же вижу, что ты, дедушка, умный и справедливый человек. Ты напраслину возводить не станешь. Только и я тоже умный. И врать с детства не приучен. Это когда же я тебя обмануть успел?

— Вот что за люди, — дедушка в притворном ужасе оглядел своих соратников, — сначала при всем народе врут, а потом в несознанку. Мол, никогда я враньем не занимался, с детства я аки агнец чист. Ты же только что меня дважды дедушкой своим назвал. А внуков у меня отродясь не было. Зачем ты врешь, зачем ко мне в родственники записываешься? Нехорошо это.

— Я и не знал, что люди каждый новый год в родственники к дедушке Морозу набиваются. А еще Дед Мазай и зайцы, Некрасов, ты, судя по возрасту, советскую школу прошел, наверняка читал. Это что же, все про родственников? — Я был уверен, что прямая логика в разговоре