— Как может муж говорить с тобой? — спросил Пьярелал.

— Так же, как ты сейчас. Он дышит огнем и смертью. Когда тебя и сарпанча не станет, он вернется и восстановит свою честь.

— Это лишь часть того, о чем он говорит?

— Это причина, по которой мы можем друг друга слышать. На этом держится нерушимая связь между нами, — ответила дочь, повалилась набок и потеряла сознание.

Пьярелал бережно уложил подле огня ее недвижное тело.

— Будь спокойна, я никогда не умру, — прошептал он. — Я буду жить вечно и не допущу, чтобы он стал свободен от клятвы.

С ней все складывалось совсем не так, как с Ситой из древнего сказа. В той истории Сита осталась чиста, а Рама затеял войну, чтобы вернуть ее. В ее истории все оказалось перевернутым с ног на голову, все шиворот-навыворот. Современная Сита — Бунньи — по своей воле сбежала к своему Раване — американцу, стала его возлюбленной и понесла от него. И ее Рама — клоун-мусульманин Шалимар — тоже отклонился от старинного сценария и не стал ее отвоевывать. В древней «Рамаяне» Равана предпочел смерть возвращению Ситы ее законному мужу. В нынешнем, извращенном, варианте сюжета американец отвернулся от Ситы, позволил своей царице украсть ее новорожденную дочь, а возлюбленную отослал с позором домой. По легенде, когда Сита, в плену сохранившая верность мужу, вернулась наконец в свое царство, в Айодхью, Рама был вынужден отослать ее в лесное изгнание, потому что длительное пребывание Ситы у чужого мужчины вызвало у подданных сомнения в ее супружеской верности. Бунньи тоже отослали в лесное изгнание, но именно ее близкие — подруга Зун, папа Пьярелал и даже ее свекор — поддержали ее и спасли ей жизнь: они сумели отвести от нее мстительное лезвие Шалимарова ножа, связав руки мужа клятвой. После этого супруг ни с того ни с сего отправился воевать, но Бунньи понимала, что война для него — способ выжидания: он будет убивать прочих врагов, рубить головы другим противникам до тех пор, пока не освободится от клятвы. Тогда он вернется и возьмет ее опозоренную жизнь.

Но в одержимости мужа ей виделось и нечто еще: для него это был способ постоянно находиться рядом с нею. Там, на чужбине, его мысли неизменно возвращались к ней, и они могли общаться друг с другом как прежде. И хотя мысли эти крутились вокруг убийства, не прерванное общение очень походило — для нее, во всяком случае, — на любовь. Теперь их связывала лишь смерть, но по сути смерть не что иное, как преобразование жизни, иная ее сторона. Возможно, теперь их связывала лишь ненависть, но Бунньи казалось, что эта неотступная тяга мысленно говорить с ней о своей ненависти есть пускай самый страшный, но все же один из многочисленных ликов той же любви. Она стала тешить себя надеждой на прощение, на то, что снова завоюет его сердце. Сита из великого сказания обратилась за защитой к небесам, и они помогли ей доказать свою невиновность: она взошла на костер и вышла из пламени невредимой. Она воззвала к подземным силам, дабы разверзлась земля и она смогла бы уйти из мира, где не верили в ее чистоту, и врата подземного мира отворились для нее, и она скрылась во тьме. Но если она, Бунньи, подожжет себя, никто из богов не явится к ней на помощь. Она сгорит, а вместе с нею сгорит и весь лес. Поэтому сжигать себя она не стала. Однажды в минуту отчаяния она стала просить, чтобы врата ада отворились и земля приняла ее, но земля не разверзлась у ее ног. Бунньи уже находилась в аду.

Стальной мулла Булбул Факх стал их непосредственным начальником. Дыхание у него осталось таким же зловонным, что и послужило когда-то поводом для прозвища Факх; и говорил он таким же, как прежде, скрежещущим голосом, словно человеческая речь давалась ему с трудом, но Шалимару показалось, будто мулла стал выше — не менее шести футов ростом, прямо великан — и постройнел; даже лицо у него изменилось — стало гораздо красивее, чем раньше, когда он жил в Ширмале. Может, это возраст сделал его более привлекательным? Что же касается ходивших еще тогда слухов, будто он весь из металла, то теперь в этом уже никто не сомневался. От суровой жизни кожа у него на бедрах и плечах вытерлась, и сквозь нее действительно тускло поблескивал прочный металлический каркас. Благодаря этому неопровержимому доказательству его чудесного происхождения Булбул Факх пользовался в военных лагерях огромным авторитетом. Он носил с собой повсюду большой кусок каменной соли.

— Эта соль из копей Пакистана, — сказал он командиру группы и его людям. — Ее мы принесем с собой в Кашмир после освобождения. — Завернув кусок в зеленую тряпку, Булбул положил его в карман и добавил: — Зеленый цвет — символ нашей веры, для которой нет ничего невозможного. Да будет на то воля Всевышнего.

— И да пребудет с нами благоволение Его! — отозвались дружно новоприбывшие.

Стальной Мулла сопроводил их в «передовой лагерь» ПЛ-22. Эта приграничная перевалочная база для подготовки активистов международной организации исламского джихада составляла часть военно-тренировочного центра Марказ-Давал и была создана Управлением внутренней безопасности Пакистана. На раннем этапе своего существования база представляла собой грязную, вонючую территорию всего с несколькими каменными зданиями. Люди спали в старых залатанных палатках без обогрева. Съестных припасов систематически не хватало, зато оружие поступало в неимоверных количествах, и инструкторов было множество, включая снайперов. Были оборудованные по всем правилам стрельбища с движущимися мишенями. Во время учений инструкторы специально толкали рекрута в спину или под локоть, чтобы научить его попадать в цель в любой непредвиденной ситуации: были еженедельные семинары и учения в боевой обстановке, состоявшие из вылазок за линию контроля, во время которых новобранцев учили быстро поражать цель и так же быстро уходить за кордон. Было налажено изготовление бомб, был курс по внедрению агентов и — молитвы.

Пять общих ежедневных молитвенных собраний на майдане было предписано посещать всем, и единственной книгой, разрешенной для чтения в лагере — кроме учебных разработок, — был Коран. Помимо этого постоянно проводились религиозные дискуссии для иностранцев, но языка Шалимар не понимал, различал только одно слово — имя Божие. Булбул Факх считался куратором Шалимара по военной подготовке и международной политике. Но прежде чем допустить Шалимара к настоящему делу, его обязали перестроить свое сознание. Ему было велено в корне пересмотреть свои взгляды на мир. Пользуясь метафорой из жаргона военных, Булбул объяснил ему, что невозможно стрелять без промаха, если у тебя не настроен оптический прицел. Идеология получила приоритет над всем остальным.

— Иноверцы, одержимые страстью к наживе и обогащению, этого не понимают, — говорил им Факх, — считают личный, материальный интерес главным стимулом развития общества. Это свойственное им всем заблуждение и природное малодушие предопределяют их поражение. Преданному бойцу надлежит отринуть все мирские желания и руководствоваться в своих действиях лишь тем, что он почитает истинным. Экономические условия не существенны. Существенно только одно — идеология.