— Только рай не дается даром, — говорил брату Анис Номан своим, как всегда, меланхоличным голосом. — Такой рай существует лишь в сказках, и в нем одни мертвецы. Среди живых свобода стоит денег. Нужно собирать средства.

Сам того не зная, он повторил то, что говорила жителям Ширмала и Пачхигама Хасина Ямбарзал, затребовав с них плату за телепросмотр.

Итак, на начальной стадии своего приобщения к «Фронту национального освобождения» Шалимар состоял в отряде, занимавшемся сбором средств. Основной принцип работы этой группы заключался в том, что человека никогда не посылали в то место, откуда он был родом, потому что эта работа требовала известной жесткости, а со своими такой подход мог не сработать. Второе правило гласило, что поскольку богачи, как правило, оказывались менее склонны расставаться с деньгами, чем бедняки, то по отношению к ним рекомендовалось применять не только убеждение, но и принуждение. О том, как именно должно было осуществляться это принуждение, предпочитали не говорить. Каждому из участников операций разрешалось применять те методы, которые он считал наиболее эффективными. Клоуна Шалимара включили в группу, где командиром был его брат, и как человек, воспылавший гневом, он был готов к мерам экстремальным, то есть грозить, резать и жечь. Однако же Абдулла и Фирдоус Номаны недаром с детства учили своих детей соблюдать вежливость при любых обстоятельствах, и если Шалимар был одержим дьяволом, то его брат и начальник Анис оставался человеком вполне разумным. Когда однажды в сумерках они заявились в большой особняк у озера на окраине Сринагара, особняк, имевший такой же унылый вид, как и сам Анис, его хозяйка, некая госпожа Гхани, вышла им навстречу и сообщила, что супруг ее, богатый землевладелец, в отъезде. Анис решил, что не пристало шестерым вооруженным людям входить в дом к почтенной женщине в отсутствие хозяина, и заявил госпоже Гхани, что они подождут возвращения ее супруга снаружи. В течение четырех часов они сидели на корточках у задних дверей для прислуги, спрятав оружие под широкими шарфами, а госпожа Гхани велела напоить их горячим чаем и дать поесть. Клоун Шалимар наконец не выдержал и, нарушая субординацию, высказал свои опасения вслух:

— Уровень риска слишком высок, — заметил он. — Эта дамочка уже сто раз за это время могла связаться с полицией.

Анис Номан перестал вырезать совушку и, поднявши палец, назидательно проговорил:

— Коли пришла пора нам умереть, мы умрем. Но умрем как цивилизованные люди, а не как дикари.

Клоун Шалимар погрузился в угрюмое молчание, только пальцы его нервно скользили по лезвию кинжала, спрятанного в складках накидки. Самым трудным в его новом статусе борца за свободу для Шалимара явилась необходимость подчиняться брату как старшему по должности.

Господин Гхани вернулся через четыре с половиной часа, вышел к членам финансовой группы, присел на ступеньку и закурил.

— Этот дом, — меланхолично заговорил он, — принадлежал моему дяде по отцовской линии Андха-сахибу[31]. Он действительно был слепым, щедро помогал бедным, дожил, слава Всевышнему, до ста одного года и умер всего три года назад. Может, и вы слышали о нем? Он пережил ужасную трагедию, — человек, сделавший столько хорошего, такого не заслужил. Он потерял свое единственное, любимое дитя. Его дочь переехала в Пакистан и в шестьдесят пятом погибла там от бомбы, сброшенной с индийского самолета во время той нелепой войны. До Андха-сахиба этим домом владели более ста лет другие, тоже очень известные, члены семейства Гхани. Здесь имеется весьма ценное собрание европейской живописи, особый интерес в нем представляет полотно с изображением Дианы-охотницы. Если хотите, я буду рад сам показать вам коллекцию. Естественно, здесь же находятся моя супруга и мои дочери. Я вам очень признателен за то, что вы с должным уважением отнеслись к неприкосновенности моего жилища и ничем не запятнали честь моих дочерей. В знак благодарности от себя лично и в память о двоюродной сестре, рожденной в этом доме и погибшей в Равалпинди, у себя на кухне, во время налета индийской авиации двадцать второго сентября шестьдесят пятого года, я гарантирую вам ежеквартальную выплату определенной суммы.

Названная им сумма оказалась столь значительной, что бойцы «Фронта» с трудом сохранили невозмутимый вид, а некоторые не удержались от приглушенных шарфами возгласов восхищения. Позднее, когда они уже отошли на безопасное расстояние, Шалимар смущенно признал необоснованность своих опасений, и Анис Номан не стал его попрекать.

— Сринагар — это тебе не деревня, — примирительно сказал он. — Чтобы разузнать, где тебя поддержат, а где нет, где нужно чуть-чуть поднажать, а где применить те меры, которые тебе так не терпится испробовать, требуется время и детальные сведения обо всех, кто живет в данном районе. Ничего, ты скоро и сам во всем разберешься.

Путь домой был им заказан. Все мужчины получали повестки для прохождения военной службы. Братьям Номан были указаны места для временного проживания в чужих семьях. Иногда их там встречали по-доброму, но бывало, получалось иначе. Вынужденные по разным причинам соглашаться на прием столь опасных гостей, члены семей относились к ним со смесью страха и раздражения, общались с ними лишь в случае крайней необходимости, прятали от них под замок взрослых дочерей, а младших детей отсылали пожить к родственникам, пока опасные гости не уйдут.

Анис и Шалимар какое-то время жили в очень дружелюбной семье возле Харвана, где все работали в питомнике по разведению форели, потом в Сринагаре у горячих сторонников «Фронта» — рабочих фабрики по производству шелка, затем среди весьма настороженно относившихся к ним конюхов и батраков, рядом с известным источником, местом паломничества вишнуитов около Бавана. Но самой неприятной оказалась для них ночевка среди горняков — добытчиков известняка в районе карьера Манасбал. Там они провели всего одну-единственную ночь, потому что обоим приснилось, будто их убивают, будто разъяренные люди проламывают им черепа тяжелыми глыбами камня. Однажды они целое лето жили на чердаке в семье досмерти напуганного шофера грузовика в Биджбехаре, рядом с Пахальгамом, куда обычно вывозили иностранных туристов. Это была та самая местность, где нашли труп Гопинатха Раздана, после того как он донес на Шалимара и Бунньи, так что братья Номан знали этот район довольно хорошо. Здесь у Шалимара тоскливо защемило сердце. Стремительный Лиддар напомнил ему маленький, но такой же быстрый Мускадун, а горная лужайка Байсаран над Пахальгамом, где, собственно, и был убит Гопинатх, вызывала в памяти цветочный ковер Кхелмарга, где прошла их первая ночь любви. Воспоминание об изменнице вновь пробудило в нем демона, и мысли об убийстве завладели им с новой силой. Еще одно лето братья провели среди добродушных лодочников, принадлежавших к племенам ханджи и манджи. Их лодчонки сновали по бесчисленным водным протокам Долины; они собирали сингхару — водяной орех — на озере Дал, на озере Вулар торговали с лодок цветами, а еще рыбачили или собирали на топливо плавучие бревна и камыш. Когда лодочник брал пассажиров, братья Номан садились на корму, пряча лица под шалями. На больших лодках они трудились наравне с их владельцами. Весь день работать шестом на лодке, груженной двумя-тремя тоннами зерна, переправляясь с одного озера на другое, — дело тяжелое. После такого трудового дня, ближе к ночи, на камбузе одной из этих гигантских лодок с выпуклой, словно бочонок, крышей братья вместе с семьями рыбаков ужинали рыбой с диким количеством специй и стеблями лотоса. Того лодочника, у которого они прожили дольше всего, звали Ахмед Ханджи, он считался неофициальным главой племени и не только внешне походил на библейского мудреца, но и сам непоколебимо верил в то, что его сородичи — потомки Ноя, а их лодки — малые дети того самого Ноева ковчега.