не могла заставить себя придумать новое задание, чтобы было некогда думать.

Что сказать родителям? Как быть с похоронами? Кто заберет его вещи? Трон в Совете снова будет пустовать?

И даже эти вопросы были в некотором роде способом избежать самого главного. Единственного вопроса, который ранил сильнее всех остальных вместе взятых.

Как она будет жить без Тасса?

Именно этого она избегала. Всю жизнь они были вместе, всегда рядом, и никогда даже в голову не приходило, что с ним что-то может случиться. И теперь, когда его не стало, всё вокруг опустело. Она и сама больше не была целой, будто сердце вырвали из груди, разорвали пополам, и отдали ей лишь одну из частей.

Фера бессильно сидела и смотрела на растёкшуюся лужу воды с кровью, ощущая, как по телу из самых недр распространяется дрожь. Мелкая, неприятная, захватывающая каждую клеточку. Теперь, осознавая, какое горе его настигло, тело решило разбиться на атомы и прекратить существовать, пока не пришлось начать жизнь в новых условиях. Оно будет не способно.

— Тебе нужно отдохнуть, — Эдит заметила состояние своей помощницы и недовольно покачала головой.

Она уже не в первый раз пыталась выпроводить Феру из лазарета и заставить поспать. Ей, медсестре с многолетним опытом, работа в боевом госпитале давалась тяжело и давила на нервы, что уж говорить о молодой фее? Эдит, конечно, понимала, чего пыталась добиться Фера, нагружая себя сверх меры. Но она всегда знала, что горе нельзя откладывать вечно, нельзя сбежать от него или заглушить. Нужно перегоревать, таковы правила. Иначе оно не отпустит.

— Я почти закончила, — пустым голосом сообщила девушка, соскользнув с кушетки на пол. — Я ещё не помыла пол.

— С этим уж и я как-нибудь управлюсь. А тебе лучше бы поспать, завтра день будет не легче, — Эдит взяла помощницу за руку, мягко вытащила из ослабивших хватку пальцев тряпку. — Иди, не заставляй меня доложить твоему командиру.

Фера могла лишь кивнуть. Будто в этот миг руки опустились. Как сможет она теперь сбегать от своих мыслей, на что отвлечься? Выйти из помещения и идти куда ноги несут, расфокусированным взглядом пробегая по одинаковым каменным стенам.

Эдит проводила её взглядом, перебирая пальцами тряпку. Она поджала губы, чтобы сдержать их дрожь. Никогда нельзя в действительности привыкнуть к такому. Можно только себя обмануть.

Она не глядя пошла к куче старых простыней, чтобы подготовить себе новые тряпки, но мокрый скользкий пол не позволил ей добраться до цели. Женщина поскользнулась и повалилась на жёсткие камни.

***

Фера опомнилась, когда рука коснулась двери в оранжерею. Куда ещё могли принести её ноги? Самое родное и светлое место в школе. Единственное, где с ней ни разу не случилось ничего плохого. Но теперь стало страшно входить. Они всегда ухаживали за цветами вместе с Тассом, и казалось кощунством находиться в этом месте в одиночестве.

Изнутри девушка услышала тихое шморганье носом. Забыв о сомнениях, она рывком распахнула дверь, чтобы застать незваного гостя врасплох.

И Мерих точно не ожидал такого вторжения. Спешно потерев нос рукавом, он вскочил с места и посмотрел на нарушившую его покой подругу.

— Привет.

Слово зависло в воздухе. Застряло где-то между ними, не в силах преодолеть плотность скорби, царившей в оранжерее.

— Привет.

Они даже не долетели друг до друга. Каждое приветствие — возле своего создателя, болтались где-то в воздухе, словно и не были произнесены вовсе. И ничего, кроме них, сказать не удавалось.

Фера тоже шмыгнула носом. Её губы задрожали, даже застучали зубы. Её всю трясло. Теперь она вдруг лишилась сил, и больше не было ни шанса удержать всю бурлившую в груди боль. Всё стоявшее комком в горле напряжение разлилось по помещению воплем, заполняя его и облегчая её тяжкую ношу. Сам воздух, загустевший от горя, давил на плечи, пока не заполнил его этот страдальческий крик раненого зверя.

Больше не нужны были слова, в этой истерике сказано было всё, что они передать не могли. Глубина потери, боль травмы, ужас одиночества. И стало легче. Горечь утраты не уменьшилась, но с души упал груз необходимости что-то объяснять. Все ясно, и от этого проще, даже если всё невероятно сложно.

Фера прижалась к Мериху, ощущая на плечах его тяжёлые руки. Он обнял её молча, терпеливо принимая всё происходящее и чувствуя, как на груди по футболке расползаются горячие мокрые пятна слёз.

А может, он был не терпелив, а лишь слишком опустошён. Не только Фера кого-то потеряла сегодня, не только Тасс погиб.

Мерих опустил голову на свои руки. Приходилось жмуриться до боли, чтобы не дать себе заплакать. На языке чувствовался вкус соли, в носу щипало, в горле уже несколько часов стоял болезненный ком, но слёзы — это не то, что делает Мерих. Не одна из тех вещей, что он может себе позволить.

Заплачет однажды — придётся рыдать обо всём, что произошло в его жизни, а это слишком долго. Куда проще подавить это болью. Но так может только он. Никому больше это не было бы позволено, тем более Фере.

Вдруг он почувствовал на руке прикосновение. Маленькие липкие лапки, уцепившиеся за кожу.

Отстранившись от подруги, Мерих посмотрел на рассевшуюся на его руке лягушку, беззаботно, ни о чём не подозревая, помахивавшую крылышками. Фера тоже почувствовала их присутствие и, спешно вытирая одной рукой мокрые щёки, посмотрела на маленькую фею.

Их принес сюда Тасс, спасая от голода. И вот теперь крохотные лягуфеи как могли старались спасти их от горя, и в этом жесте будто ощущалось магическое присутствие Тасса. Последние отголоски его тепла и того покоя, что он всегда создавал вокруг.

Даже для этих крошек он успел сделать что-то хорошее. Никто не сможет его заменить. Никто не сможет быть хоть вполовину таким же. Так как жить без него теперь?

***

— Ничего, — Аметист погладила Пеле по плечу, несколько брезгливо и даже опасливо. Она вообще не любила плачущих людей, а вот так истерично рыдающих вовсе опасалась. Но Пеле, как назло, нашла незанятой лишь её, так что уже полчаса валялась на её плече, то и дело повторяя имя Йена сдавленным полушёпотом.

Нельзя сказать, что Аметист не сопереживала или совсем не была расстроена из-за погибших. Просто она привыкла бороться со своим горем иначе, и никогда не знала, как помочь чужим слезам.

— Ты издеваешься?! Как это ничего?! Он… — в возмущении попискивая сквозь слёзы, Пеле стукнула дрожащей рукой по полу. — Он сказал, что повезёт дожить до следующего года, и что теперь?

— Ужасное совпадение, — саркастично