Конечно, Йен был хорошим парнем. Как и Тасс. Так или иначе, все они дали ей второй шанс. Им обеим. Но горевать таким же образом, что и Пеле, она просто физически не могла, даже если горевала вовсе. Теперь же было не время. Они были не первыми и не последними жертвами, и нельзя было расслабляться и позволять себе вот так растечься соплями на чьём-то плече.

Худшие времена, когда она позволит себе вот так расплакаться, ещё не настали.

Махнув проходившему мимо Аури, Ами подозвала его к себе. Парнишка, явно надеявшийся сбежать подальше от всех рыданий после того, как наслушался Этель и Эли в комнате у брата, нехотя свернул с пути, жалобно поглядев на свою возлюбленную.

— Сходи в лазарет, может, медсестра даст снотворного. Она, — девушка кивнула на задыхавшуюся в рыданиях подругу, — нам будет очень нужна в следующих битвах, а в таком состоянии, сам понимаешь…

— Хорошо, — младший Дуарте жалобно вздохнул и принялся к исполнению поручения. Ему не повезло познакомиться поближе с кем-то из погибших, так что сегодняшние потери не трогали его настолько, чтобы можно было откосить от дел.

Конечно, он понимал весь ужас и представлял, как больно терять близких, но сопереживать было недостаточно, когда все просто переживали. Своей боли у него было пока слишком мало, и давать слабину не время. Может, он поплачет, если потеряет кого-то. Но не сегодня.

***

— Мэтт! Прости, что отрываю, но можешь помочь? — Аметист заглянула в мужской коридор. Когда-то Мэттью был её подчиненным не на той стороне, а теперь они исправились и заключили договор о ненападении с остальным миром. Всё-таки сильно объединяет общий враг, даже самые непримиримые упрямцы встают плечом к плечу. — Я послала Аури в лазарет за успокоительным уже час назад, а он как в воду канул. Можешь проверить?

— А ты чего не походишь? — недовольно хмурясь, поинтересовался воин, только что улёгшийся в постель. Ему вообще не хотелось общаться с кем-либо.

Где-то в глубине души его грызло чувство вины. Йен Дражан всегда был лучшим, и Мэтт от зависти желал ему зла. Не смерти, конечно, но все же часто мечтал, чтобы с ним что-то случилось. Его он ненавидел даже больше, чем Мериха. Тот хотя бы был сволочью, а вот у Йена всегда оставалось то, чего Мэтт достичь не мог. Доброта, героизм, ореол рыцарства, будто светящийся над головой нимб. Теперь стало до ужаса стыдно, и чувство вины так и грызло изнутри. Почему погиб тот, кто всегда был лучше? Почему не мог вместо него там быть Мэтт, который смерти за свои мерзкие мысли заслуживал куда больше? И как дальше жить, зная об этой несправедливости судьбы?

Когда придётся выбирать, может, он тоже сможет пожертвовать своей жизнью и искупить часть грешков, совершённых по слабости воли, от малодушия.

— Я не могу пойти, потому что лейтенант Дуарте запряг меня следить за женской половиной сегодня. Мне нельзя отлучаться с дежурства надолго, — Ами оценила обстановку и, заметив ближайший к ней предмет, которым можно было бросить, атаковала Мэтта, чтобы заставить встать. Правда, Эки не оценил такое обращение со своей книгой и со своим другом.

— Я его растолкаю, просто свали, Ларимар! — парнишка пихнул фею, заставляя покинуть мужской спальный коридор, временно ставший казармой. — Давай сходим, тебе ж несложно.

Мэтт поддался.

Эки был ещё одним человеком вроде Дражана. Кем-то, кому удавалось оставаться милым и добрым, излучать свет даже в самое тёмное время, веря, что это ещё не худший день. И в последнее время это ощущалось особенно ярко, отчего Мэтт чувствовал себя совершенно одиноким. Будто все друзья ему и не друзья вовсе, а какие-то специально подобранные положительные примеры, чтобы он чувствовал себя неполноценно.

Единственным человеком, с кем он чувствовал себя в своей тарелке, была мама. Эдит всегда воспитывала его, пыталась сделать кем-то получше, и все же у неё это выходило совсем иначе. Она не заставляла, не подчеркивала, что он плох. Она просто верила, что он может быть лучше, и из-за этого Мэтту вправду становилось легче быть кем-то другим. Кем-то поприличнее.

В общем, по какому-то чудесному стечению обстоятельств, Мэтта всегда окружали люди лучше, чем он. И они заставляли его делать хорошие вещи, пусть и против воли. На этот раз Эки почти физически подталкивал его в сторону лазарета, шагая сзади, зевая и рассказывая какие-то очередные шутки, чтобы было не скучно.

Мэтт, конечно, не признавался, но это он в своём друге очень любил. С ним никогда не было скучно, некогда было переживать. Экайза был концентратом всего, чего не хватало ему самому, и от этого их дуэт был чем-то полноценным, неразлучным. Все гадости они делали вместе, а потом отрабатывали добрыми делами тоже вместе, как теперь.

— Ой, а я забыл тебя позвать… Отвлёкся совсем.

Дверь открыл Аурелио, странновато дергающийся и подозрительно бледный. Он явно был удивлён видеть Мэтта, но не в том смысле, в котором ожидалось. А слова его вообще заставляли озадачиться.

— В смысле меня позвать? Ты ж за успокоительной пошел? — Мэтт нервно посмотрел на Эки. Странная тревога забурлила где-то в голове. Он давно такого не испытывал.

— А, точно. Я и про это совсем забыл… — Аури растерянно опустил глаза, потёр макушку тыльной стороной ладони. Только теперь, неестественно разворачивая руку, он вспомнил, что и кровь отмыть ещё не успел. И вот уж этот сигнал точно нельзя было списать на безосновательную тревогу. — Упс, извините. Не знаю даже, как объяснить…

— Да какого хрена, шкет?! — отпихнув стоявшего в дверях первокурсника, Мэтт вломился в помещение, уже чувствуя дрожь на кончиках пальцев, медленно пробиравшуюся под кожу, подползавшую к самой груди, чтобы забраться в сердце.

Эдит лежала на одной из опустевших кушеток, бледная, но почти здоровая. Сложно было представить, что что-то случилось. Женщина будто прилегла отдохнуть, но зловещее чернеющее пятно крови на тяжелом каменном полу говорило совсем о другом.

Мэтт, еле дыша, замер возле койки. Он сам погибал. Где-то внутри оборвалась его последняя ниточка. Последний остаток веры в себя рассеялся, вместе с её присутствием.

Она не выглядела погибшей, но он понял. Просто ощутил, что мамы рядом больше нет. Медленно переведя взгляд на её голову, Мэтт увидел кровь на затылке, пропитавшую все разлохмаченные под конец рабочего дня волосы.

Аури виновато замер в дверях, будто мог что-то сделать. Он знал, что не мог, но это состояние старшего воина заставляло тоже чувствовать, что что-то не так.

— Я зашёл за успокоительным,