Легко сказать, но трудно сделать. Ревность и непоследовательность, всегда бывшие его слабостью, когда речь шла о жене, не желали прислушиваться к доводам рассудка.

Маргарет не на что было жаловаться. Первые дни в замке Гилен оказались куда лучше, чем она ожидала. Эхан понемногу привыкал к новому для него окружению и, судя по всему, свыкся с существованием бабушки и дедушки, особенно бабушки, которая не скрывала, что намерена баловать внука сверх всякой меры.

Наблюдая за леди Ригнах и Эханом, Маргарет открыла для себя другую сторону характера грозной свекрови. Маргарет представила, какой эта знатная дама была с собственными детьми. Должно быть, безумно их любила и защищала, как тигрица своих детенышей. А она, Маргарет, появившаяся неизвестно откуда и в одночасье превратившая жизнь ее сына в хаос, могла рассматриваться ею только как угроза. Что ж, возможно, это кое‑что объясняло.

В общении с отцом Эхан по‑прежнему проявлял сдержанность, но настороженность исчезла. Их отношения заметно улучшились, когда Йен показал мальчику свою библиотеку и обещал нанять для него учителя. Восторгу Эхана не было границ. Он настолько воодушевился, что однажды даже присоединился к другим мальчикам, игравшим во дворе.

Стена враждебности и подозрительности, окружавшая Маргарет в Гилене во время ее первого сюда приезда, теперь не казалась такой глухой, однако кое‑какие ее остатки до сих пор сохранились. Некоторые члены клана продолжали шептаться за ее спиной и бросать на нее недобрые взгляды. Ее статус дочери одного из злейших врагов Брюса не изменился. Один стражник сверлил ее взглядом всякий раз, когда произносилось слово «предатель», а другой злобно таращился на нее, когда упоминался Джон Лорн и его мятежные собратья по оружию.

Поездка в Обан с леди Ригнах и Эханом прошла нормально. После отъезда Маргарет мать Йена узнала, чем на самом деле занималась невестка в монастыре, и пожертвовала обители крупную сумму, которая была использована для создания в деревне школы.

Самым трудным для Маргарет моментом первого периода оказалась встреча с Фином на празднике. Он был мужем Марджори, и избежать с ним встречи не удалось. После весьма неловкого приветствия сестра Йена и ее супруг старались держаться на расстоянии. Маргарет знала, что за это следовало благодарить мужа.

Йен быстро выздоравливал: уже ходил без палки, когда‑то сделанной для него Магнусом, и обещал жене верховую прогулку по острову.

Днем Йен всегда был занят с отцом и его людьми, зато ночи принадлежали Маргарет. Как и раньше, их страсть оставалась горячей и взрывной. Они занимались любовью то яростно, то нежно, и между ними возникла близость, о которой раньше и мечтать было невозможно.

Вроде бы все устраивало Маргарет в ее новой жизни, однако она не могла избавиться от чувства, что мужа что‑то тревожило. На четвертое утро после их приезда Маргарет поняла: ей обязательно надо узнать, в чем именно причина его беспокойства.

Йен, как всегда, встал рано, когда первые рассветные лучи еще не успели осветить комнату, и уже надел тунику и бриджи, когда вдруг услышал:

— Я сделала что‑то не так?

Он обернулся, с удивлением глядя на нее.

— Нет. А почему ты спрашиваешь?

Маргарет закуталась в простыню и села, прислонившись спиной к изголовью кровати.

— Мне кажется, тебя что‑то тревожит. — Она ненадолго задумалась и вдруг поняла, с чем могло быть связано беспокойство мужа. — С тех пор, как я… — Она снова замолчала, а собравшись с духом, спросила: — Разве то, что я сделала в нашу первую ночь здесь, не доставило тебе удовольствие?

Йен сел рядом с ней на край кровати, положил рядом спорран, который как раз собирался привязать к поясу и, погладив жену по щеке, улыбнулся и произнес:

— Ты с ума сошла? Конечно, ты доставила мне огромное удовольствие. Разве ты не слышала, как громко я кричал?

Его мальчишеская улыбка почти успокоила ее. Йен был сейчас таким красивым, таким веселым, совсем непохожим на мрачного и озлобленного человека, возникшего из небытия четыре недели назад. Но Маргарет знала: ей ничего не показалось, мужа действительно что‑то тревожило.

— Не надо, Йен, прошу тебя, — прошептала она. — Не обманывай меня снова. Если что‑то не так, скажи: я больше не хочу тайн между нами. Неужели ты не понимаешь? Иначе ничего не получится.

Йен мгновенно помрачнел.

— Некоторые тайны лучше не раскрывать, Мэгги. Правда не всегда панацея. Она причиняет боль. Так что иногда лучше кое‑чего не знать.

— Как это связано со мной? У меня ведь нет от тебя тайн!

— Ты уверена? — Теперь уже Йен разозлился, даже губы побелели. — Тогда я должен спросить: где ты узнала о том… что сделала? С какими мужчинами ты делила постель? Должен ли я поинтересоваться всеми вульгарными деталями? Ты считаешь, мне нужна такая правда?

Маргарет в ужасе смотрела на мужа. Неужели он думал, что она…

Вот, значит, как. Получается, что его беспокоит тот же самый вопрос, который она уже некоторое время тщетно пыталась выбросить из головы. Что ж, Йен прав: правда может причинять боль, — только относительно ее он ошибся.

— Я узнала о подобных вещах от Фина.

— Что? — Йен взорвался. — Почему ты мне ничего не сказала?! Я убью его, и не важно, что он муж моей сестры.

Маргарет схватила мужа за руку.

— Ты не понял. Он всего лишь сказал, что тебе это нравится. Он спросил, не таким ли способом я убедила тебя жениться на мне. Но я никогда не делала этого для другого мужчины.

Йен немного успокоился. Несколько долгих минут он молча смотрел на жену. Она видела, что муж немного остыл, но продолжает злиться. Наконец он проговорил:

— По моей вине ты целых шесть лет считала меня мертвым. Ты была свободной женщиной, поэтому не должна мне ничего объяснять.

— Возможно, что так, — кивнула Маргарет. — Но тебе все же придется кое‑что выслушать. Я ждала своего второго брака, чтобы разделить постель с сэром Джоном. Появись ты на день позже… Не могу сказать, что тогда бы произошло. Но сейчас я точно знаю: есть только один мужчина, с которым я была близка, и этот мужчина ты.

Глаза Йена смотрели на жену пытливо и выжидающе.

— Ты не обязана мне ничего говорить. Это ничего не изменит. Даже если у тебя были мужчины, я приму это. Справлюсь.

Маргарет его отлично поняла.

— Пусть так, тем не менее это правда. Воспоминания о тебе были слишком сильны. Честно говоря, я немного боялась второго брака. Я тебя слишком сильно любила. — Она грустно улыбнулась. — С тобой все было иначе. Но ведь ты меня ненавидел…

Йен нахмурился, потом вроде бы понял, что жена имела в виду. Покачав головой, он пробормотал:

— Не забывай: в отличие от тебя я‑то знал, что я жив.