— Но ты же нарушал брачные клятвы, не так ли? — спросила Маргарет.

— Уверяю тебя, что нет.

— Такого не может быть! — выпалила Маргарет.

Йен в недоумении уставился на жену.

— Но почему?

— Потому что… — Она покраснела. — Ты стал другим.

Сначала Йен не понял, что она имела в виду, потом улыбнулся.

— Видишь ли, я много практиковался.

У Маргарет упало сердце. Она побледнела и опустила глаза.

— Ты же только что сказал, что…

— Ты не поняла. Я имел в виду другую практику — ту самую, которой я научил тебя перед отъездом.

Внезапно Маргарет все поняла. Он думал о ней, лаская сам себя.

— Я думал, как хочу прикоснуться к тебе и в каком месте, — продолжал Йен, — и вспоминал самые яркие детали. Так я и практиковался — снова и снова — в течение шести лет.

У Маргарет перехватило дыхание. Неужели он действительно…

— Значит, ты ни разу за это время… не был с другой женщиной? — пробормотала она.

Йен пожал плечами. Создавалось впечатление, что он стыдился своего признания.

— Я хотел. Я ненавидел тебя, и меня приводило в ярость то, что я тебя хочу. Я даже попытался. Однажды. Но ничего у меня не вышло.

Маргарет не знала, что сказать. Она была удивлена, ошеломлена — и одновременно испытала огромное облегчение. Она бы приняла все, смирилась бы, но была счастлива, что этого делать не придется.

— Я так рада… — прошептала она.

Йен искоса взглянул на жену.

— Это было унизительно, — пробормотал он. — Ну, тот случай, когда не получилось.

— Ты же не ожидаешь, что я тебя пожалею?

Его губы скривились в усмешке.

— При данных обстоятельствах… возможно, нет.

— А у тебя есть какой‑нибудь другой секрет, который ты хотел мне раскрыть? — с улыбкой спросила Маргарет, но лицо мужа мгновенно стало непроницаемой маской, которую она ненавидела всей душой. Именно эта проклятая маска разделяла их!

Он явно что‑то скрывал.

— Какой, например?

Маргарет опустила глаза на его руку. Под тонким полотном туники проглядывала темная тень.

— Например, тот, что ты прячешь под этой туникой, Йен. Почему ты не разрешаешь посмотреть на тебя при свете?

Йен мысленно выругался и взъерошил пятерней волосы.

— Там ничего нет.

— Тогда почему ты не позволяешь мне посмотреть?

— Это глупости, чепуха. Я кое‑что сделал очень давно. Это… такой знак.

Маргарет нахмурилась.

— Ты имеешь в виду татуировку?

Муж кивнул.

— Да, ее сделали мои друзья.

«Может, это какая‑то мужская забава? — думала Маргарет. — Может, он теперь жалеет об этом? Но интересно, что же там изображено?» Маргарет начала строить самые невероятные предположения.

— Можно я посмотрю?

Муж приподнял тунику, и Маргарет ахнула, даже не успев взглянуть на татуировку. В полумраке его тело выглядело совсем не таким, как при свете дня. Мэгги пожирала глазами впечатляющий набор бугристых мускулов. Он был такой большой и сильный… А его грудь… Его руки…

Как он красив! Его хотелось потрогать каждый дюйм этих рельефных мускулов, она хотела…

Йен кашлянул, явно забавляясь ее реакцией, и тут Маргарет наконец вспомнила, что хотела увидеть. Муж согнул руку, чтобы показать ей татуировку, и, глядя на игру его мускулов, Маргарет почувствовала, что ее бросило в жар.

По правде говоря, она почти не обратила внимания на стоящего на задних лапах льва и странные, похожие на сеть знаки. Рисунок окружал предплечье Йена как манжета. Однако она заметила те же слова, которые были выгравированы на его мече: «Opugnate acriter», — поскольку они оказались прямо перед ней.

— Продолжай смотреть на меня такими же глазами, дорогая, и Эхан получит довольно своеобразное образование, когда через несколько минут войдет сюда.

Маргарет вспыхнула.

— Что означают эти слова?

— Это латынь. Грубый перевод — «Бей с силой».

Маргарет задумалась.

— Ты это делаешь на поле боя?

— Можно и так сказать, — чуть помолчав, ответил Йен. — Он наклонился и чмокнул жену в кончик носа. — А теперь… Если твое любопытство на некоторое время удовлетворено, я пойду. — Он встал и потянулся за своим спорраном. — Дай мне сумку, пожалуйста.

Маргарет взяла сумку и почувствовала внутри какой‑то маленький твердый предмет.

— Что у тебя там?

— Ничего. — Йен попытался выхватить спорран, но Маргарет уже заглянула внутрь.

Сообразив, что это такое, она взяла предмет в руку и уставилась на него с откровенным недоверием.

— Проклятье, Мэгги, неужели ты не можешь следовать хотя бы каким‑то правилам! Я же велел тебе не совать повсюду свой нос.

Она проигнорировала упоминание о его нелепых правилах (не мог же он всерьез рассчитывать, что она будет им следовать) и достала из споррана шахматную фигурку, которую много лет назад утащила из замка Стерлинг.

— Ты сохранил ее… — Она всмотрелась в лицо мужа. — Все это время она была у тебя.

Он мог ненавидеть ее, но все же любил. Он сохранил символ их любви и всегда носил его при себе.

Йен что‑то буркнул, явно смущенный своей сентиментальностью. Потом, пожав плечами, достал из сумки еще что‑то.

— А это я читаю каждый раз перед боем.

Маргарет узнала смятый клочок пергамента. Это была записка, оставленная ею перед отъездом с Керреры. При взгляде на неровные буквы и неправильно написанные слова настала ее очередь смутиться.

— Ты должен был это выбросить! — Она попыталась рассмеяться. — Или ты хранишь это как воспоминание о невежественной девчонке, на которой по ошибке женился и от которой счастливо избавился?

Его реакция была моментальной. Йен схватил жену за плечи и повернул лицом к себе.

— Это воспоминание о том, каким я был идиотом. Это воспоминание о девочке, которая так любила меня, что в одиночку мужественно сражалась со слухами, сплетнями и всеобщей враждебностью. Она так любила меня, что научилась читать и писать, чтобы только доставить мне удовольствие. Я заставил ее думать, что она недостаточно хороша для меня. Я был не прав, Мэгги. Ты была замечательной. Мне больно и стыдно, поскольку я заставил тебя поверить, что для меня ты должна измениться. Умение читать и писать — это хорошо, но не самое главное.

Маргарет отвела глаза, погрузившись в воспоминания.