Йен прищурился. Он знал, что Фин умирал от желания узнать, какое место он занимал в армии Брюса и куда исчезал без предупреждения. Но Йен никогда и ничем не делился с молочным братом. Впрочем, тот, конечно, мог кое о чем догадываться. Действительно, знал ли он что‑нибудь определенное?

— Что ты имеешь в виду? — спросил Йен.

Собеседник пожал плечами.

— Ничего. Просто будь осторожен. Ее отец скорее всего сейчас с Лорном.

Йен задумался. Что ж, не исключено. Что же касается Маргарет, то она очень страдала из‑за того, что он держал ее в неведении. И это его вина.

Йен постоянно вспоминал слова жены: «Я больше не хочу тайн между нами… Иначе ничего не получится».

Тот разговор встревожил Йена больше, чем он готов был признать. Он понимал: жена права. Но что ему с этим делать? Как он сможет и дальше держать ее в неведении относительно своего места в армии Брюса? Тайны много лет назад разлучили их. Неужели им суждено повторять одну и ту же ошибку?

Будь проклят Брюс! Как можно разобраться с семейными делами, если никому ничего нельзя говорить? Все остальные жены знали, чем занимались их мужья. Почему же у Маргарет не было такого права? Разве мог он таить от нее часть своей жизни, которая для него так важна?

Как и прежде, Йен оказался в невыносимом положении. Только теперь он знал, что дальше так продолжаться не могло. Как он сможет исчезать на долгие недели или даже месяцы и ждать, что Маргарет не станет задавать никаких вопросов. Как он мог ожидать доверия, любви и верности, ничего не давая взамен?

И ведь нельзя было винить жену за то, что она сделала шесть лет назад. Так что если кто‑то и виноват в произошедшем, то только он сам. Он поставил ее в ужасное положение, не объяснив, что делает у замка ее отца. И все потому, что проклятый Брюс не оставил ему выбора.

— Я сам позабочусь о своей жене, — сказал Йен и, помолчав, добавил: — К тому же у нее нет способа связаться с отцом, даже если бы она знала, где он находится.

Прежде чем Фин успел ответить, Йен повернул голову к двери и увидел Эхана. Хотелось бы знать, давно ли малыш там стоял?

— Извините, — сказал мальчик. — Лэрд (он до сих пор отказывался называть Маклина дедушкой) сказал, что встреча закончилась. Я могу вернуться, если ты захочешь сыграть в другое время.

Черт побери, игра! Йен почти забыл о ней.

— Нет, — поспешно (возможно, даже слишком) проговорил он. — Мы уже закончили.

Послание к Брюсу могло и подождать.

Фин кивнул Йену и с улыбкой поприветствовал мальчика. От Йена не укрылась мгновенная вспышка боли и злобы в его глазах.

После ухода Фина наступило неловкое молчание. Йен не знал, о чем говорить с сыном: боялся сказать лишнее, боялся обидеть малыша, — а придумать что‑то дельное никак не получалось. Интересно, как пятилетний ребенок мог с такой легкостью лишать его способности мыслить и говорить?

Эхан переступил с ноги на ногу, и Йен, осознав, что молча таращится на ребенка, встал и пошел к шкафу за шахматами.

— Твоя мама сказала, что ты хороший игрок, даже утверждает, что побеждаешь ее.

Мальчик ничего не ответил. Обернувшись, Йен понял, что сын обдумывает его слова. Наконец малыш проговорил:

— Да, но зато она складывает цифры в уме быстрее и лучше, чем я.

Йен ухмыльнулся. У его сына имелись все задатки дипломата и государственного деятеля. Он разложил доску и принялся расставлять фигуры.

— По правде говоря, твоя мама никогда не увлекалась этой игрой.

Двое мужчин, большой и маленький, переглянулись с видом заговорщиков, и неуверенная улыбка, которой Эхан одарил отца, заставила сердце Йена радостно затрепетать.

— Она слишком нетерпелива, — сказал Эхан. — И еще она…

— Всегда торопится броситься в атаку, — подхватил Йен.

Неуверенная улыбка сына стала вполне уверенной и радостной, и Йену показалось, что он проглотил солнечный луч.

— Мама сделала фигурки для тебя? — спросил Эхан, взяв в руки искусно вырезанную и покрашенную пешку.

— Нет, я нашел их…

«Нашел в Обане», — мысленно добавил Йен, поскольку в этот момент до него дошла простая истина. Он увидел комплект фигур в лавочке в Обане примерно через полгода после бегства Маргарет. Владелец лавки тогда сказал, что этот комплект — единственный в своем роде. Его принес священник, пожелав обменять на другие товары.

«Вот как она уехала», — понял он. Его всегда интересовало, где Мэгги взяла средства, чтобы уехать так быстро.

Йен взял одну из фигурок, представив, с какой любовью и старанием их вырезали, и у него болезненно заныло сердце.

— Да, — сказал он после долгой паузы, заметив, что Эхан смотрит на него с озадаченным видом. — Да, она сделала их для меня. — Просто его тогда не было рядом, и она не могла ему их подарить.

— Что‑то случилось? — спросил Эхан.

Йен глубоко вздохнул и покачал головой, стараясь избавиться от нахлынувших воспоминаний. Сожаления жгли грудь, и конца им не было видно.

— Нет, все в порядке. Ты готов показать мне, на что способен? Обещаю, я не буду слишком сильно напирать.

— Я тоже не буду, — пообещал малыш.

Йен ухмыльнулся.

— Рад слышать. Буду считать, что я предупрежден.

Через десять минут Йен осознал, что предупреждение было дано своевременно и ему лучше сосредоточиться на игре, чтобы не потерпеть поражение от пятилетнего ребенка.

— Белье меняют по пятницам, а стирают по субботам. Тогда же его чинят, если порвалось, — упорствовала служанка.

Маргарет попыталась обуздать свой гнев и успокоиться. Ну почему все ее просьбы, даже самые незначительные, встречаются с таким упорным сопротивлением?

Она улыбнулась.

— Я думала… ну, раз я заметила порванное белье сегодня, то почему бы не починить его сразу?

— Сегодня среда, — с достоинством заявила служанка.

Маргарет скрипнула зубами и перестала улыбаться.

— Да, я знаю.

— Проблемы?

Обе женщины вздрогнули, услышав голос Йена. Он возник перед ними словно из ниоткуда.

Маргарет нахмурилась. Опять муж подкрался совершенно бесшумно. Но заметив выражение его лица, она испугалась, взяла мужа за руку и сильно сжала, давая понять, что не надо вмешиваться.

— Нет‑нет, — спокойно ответила она, глядя на покрасневшую служанку. — Никаких проблем. Мы с Мораг говорили о починке белья.

Йен явно хотел что‑то сказать, но воздержался и молча кивнул. Мораг восприняла этот кивок как разрешение уйти и бросилась вниз по лестнице с такой быстротой, словно за ней гнался сам дьявол.