их знать сумеет добиться отмены ужасных декретов. Этот закон гласил со всей ясностью, что больше не будет еврейских придворных, которые смогут оказать влияние на правителей; даже относительно скромный титул «дон» был запрещён любому еврею. Ясно, что главным намерением законодателей было практическое влияние на евреев и демонстрация того, что у них не осталось никаких шансов вырваться из смертельной западни.

Таким образом, вопреки взглядам Бэра и других учёных, законы 1412 г. имели «единую цель и определённую программу». Их единственной целью было массовое обращение евреев, и каждый из законов был рассчитан на достижение этой цели. Было очевидно, что с введением законов в силу богатые евреи обнищают, а бедные будут умирать от голода. Еврейская община рухнет, как экономически, так и морально. Трудные и почти неразрешимые проблемы, поставленные законами в том, что касается места обитания, профессий, источников дохода и даже следования еврейскому закону, сконцентрировались, чтобы привести евреев в состояние страшнейшего напряжения, подвергнуть их немыслимым страданиям и дать им понять, что единственным способом уцелеть является крещение[558].

И действительно, с момента, когда был выпущен закон, поток кастильских евреев начал неуклонно направляться к церковным купелям. У нас есть свидетельства об этом из разных источников. Давление продолжалось, по крайней мере, семь лет, и за это время многие еврейские общины были сметены потоком крещения. Могут возникнуть разногласия о количестве выкрестов, которые принесла новая волна, но не может быть сомнения в том, что оно было велико. Согласно еврейскому хронисту XV в. Закуто, это было «самое большое насильственное крещение в еврейской истории»[559], и это написано человеком, который был прекрасно осведомлён о масштабах бедствия 1391 г.

Кто был ответственен?

Из нашего предыдущего отчёта о развитии событий, приведших к обнародованию законов 1412 г., читатель может с ясностью увидеть, что мы приписываем их происхождение Павлу из Бургоса, бывшему в то время епископом Картахены. В первую очередь, мы основываемся на амбициях Павла (как мы их видим), сосредоточенных на обращении евреев в христианство, на его оценке их сопротивления крещению и эволюцию его видения предмета с начала его церковной карьеры. Были, однако, и другие причины, приведшие нас к этому заключению, и мы считаем необходимым представить их здесь для того, чтобы пролить как можно больше света на причины и цели законов 1412 г.

Амадор де лос Риос был первым современным историком, который предположил, что всё это законодательство — за исключением преамбулы и первых условий — проистекало от Павла из Бургоса[560]. Грец разделял мнение Амадора, другие историки тоже — в частности, Ли[561]. Но Кантера и Серрано, современные биографы Павла, сочли эту мысль предвзятой. Серрано утверждал, что она лишена всяких оснований[562], и Кантера посчитал, что существует свидетельство (историка Альвара Гарсии, брата Павла), приписывающее законы «инициативе» Феррера[563].

Проанализируем первым делом свидетельство Гарсия, на которое Кантера так уверенно опирается. Согласно утверждению этого историка, монах встретился с королевой в декабре 1411-го в Вальядолиде и там убеждал её в необходимости сегрегации между евреями и маврами — и христианами. «И благородная королева, подвигнутая Братом, издала указ по всей своей провинции отвести специальные места для обитания мавров и евреев. Она также приказала, чтобы мусульмане носили жёлтые капюшоны с яркими лунами, а евреи — тюрбаны и длинные бороды». Мы должны отметить, что это — рассказ Гарсии согласно рукописи его «Хроники» (находится в Академии Истории в Мадриде)[564].

Этот рассказ в некоторых деталях отличается от того, что сказано в «Хронике Хуана II» (Crónica de Juan II), которая была отредактирована Пересом де Гусманом через несколько лет после смерти короля. Согласно этому источнику, монах встретился с обоими регентами, Каталиной и Фернандо, в Айльоне, а не в Вальядолиде, и прочитал там проповедь, в которой просил их обоих, чтобы они

приказали отделить мавров и евреев от христиан во всех больших и малых городах, потому что их продолжающееся общение с последними представляет большую опасность, в особенности для тех, кто давно обратился в Святую Веру. Что и было реализовано в большинстве городов и сёл этих королевств. Затем было приказано евреям носить тюрбаны с красными знаками, а мусульманам — капюшоны с яркой луной[565].

Этот отчёт о встрече Феррера с регентами явно более актуален, чем отчёт Гарсии. Феррер, по-видимому, встречался с королевой не однажды — первый раз вместе с инфантом в Айльоне, а затем в Вальядолиде, её главной резиденции. В Айльоне Феррер представил своё требование о сегрегации — не в частной беседе, как это предполагал Гарсия, а в проповеди перед двумя регентами, где он просил их издать декрет, повелевающий всем большим и малым городам королевства привести сегрегацию в действие. Это то, что на самом деле и произошло[566].

Трудно поверить, что Альвар Гарсия не знал обо всех этих фактах. Что заставило его замалчивать роль Фернандо в столь важном событии — особо важном для конверсо, собственной группы Гарсии, — и занять противоположную позицию по отношению к своему брату Павлу, который был известен как сторонник дона Фернандо? Так как мы не видим причины к тому, чтобы Альвар Гарсия представил визит Феррера в столь искажённом свете, мы должны прийти к заключению, что некий редактор приложил руку к тексту, внеся в него изменения. Место встречи было изменено с Айльона на Вальядолид, где находилась штаб-квартира королевы, таким образом Фернандо мог быть удалён с арены действий, а описывая требуемый внешний вид еврея, он пропустил упоминание о «знаке» и вместо этого упомянул бороду, что фигурирует в законе[567]. Но какими бы ни были поправки в обеих версиях, ни в одной из них не указывается, что инициатором вальядолидского эдикта был Феррер. И та, и другая ограничивает влияние брата-доминиканца только одним моментом: разделением евреев и христиан. Правила, касающиеся «знака», появились, похоже, под влиянием кого-то другого, хотя монах, возможно, согласился с этим. Мы не видим почвы под утверждением, что он вдохновил весь эдикт 1412 г. Он просил только о королевском указе, поддерживающем его требование об отдельном проживании (по уже объяснённым причинам), и, возможно, санкционировал обязательность «знака».

На деле, как мы уже отмечали, «знак» был введён задолго до того кастильским гражданским законом 1348 г., и отдельные кварталы для евреев требовались собором Паленсии уже в 1388 г., а в некоторых городах они