Перед тем как 9 ноября Бенедикт в сопровождении Павла отправился на Пеньисколу, состоялась секретная встреча представителей Кастилии и Арагона, на которой было решено трижды подойти к Бенедикту с просьбой об отречении и в случае его окончательного отказа вывести Арагон и Севилью из его подчинения. Павел принял участие в делегации, представившей Бенедикту третью просьбу об отречении. Но здесь не может быть сомнения в том, что он пытался убедить папу в том, что, несмотря на его собственное мнение по поводу отречения, он продолжит оказывать влияние на Кастилию и на Арагон против выхода из подчинения Бенедикту. Если бы в голову Бенедикта закралась мысль о том, что Павел поступит иначе, он бы не усилил его влияние, предоставив ему важный пост в Бургосе.

Таким образом, Павел действовал по отношению к Бенедикту предательски. Он симулировал неизменную дружбу до тех пор, пока не получил высший доступный в то время приз — епископство в Бургосе, но как только он получил желанное назначение, он избавился от Бенедикта, как от старой перчатки, бросив его на произвол жестокой судьбы.

Следуя за папским отказом на третье обращение об отречении, Павел оставил Пеньисколу, чтобы больше туда не вернуться. С тех пор никаких контактов между ним и Бенедиктом не было. 4 февраля он поклялся в верности соглашению, достигнутому ранее (13 декабря 1415 г.) в Нарбонне между представителями Кастилии, Арагона и Наварры об участии в Констанцском соборе с намерением прекратить раскол единственным оставшимся путём — низложением Бенедикта с папского престола[596]. Во всём этом Павел продемонстрировал свою способность к двойной игре, так же как и отсутствие моральных принципов. Его поведение в эти дни было определено, прежде всего, желанием обеспечить свои собственные интересы — то есть власть и собственное величие — те же мотивы, которые сыграли решающую роль в его обращении в христианство.

Однако назначение епископом Бургоса было последним достижением в его политической карьере. 2 апреля 1416 г., всего через несколько недель после того, как Павел присоединился к нарбоннскому соглашению, король Фернандо умер, что кардинально изменило положение Павла в Кастилии. Королева Каталина, поняв, что Павел никогда не был её настоящим другом, что он всегда поддерживал Фернандо, исключила его из совета регентов, который она организовала после смерти Фернандо. Вскоре руководство политическими делами в Кастилии перешло в руки старого соперника и врага Павла, Санчо де Рохаса из Бургоса, которого Бенедикт XIII назначил архиепископом Толедо 10 июня 1415 г., ещё задолго до того, как Кастилия вышла из его подчинения (15 января 1416 г.). С тех пор Павел не оказывал прямого влияния на дела в Кастилии или в мировой церкви. Его деятельность ограничивалась управлением епископством и литературным творчеством, в особенности написанием двух больших работ: Additiones к библейским комментариям Николая де Лиры, которую он закончил в 1429 г.[597], и Scrutinium Scripturarum, его важнейший труд — масштабный полемический дискурс об иудаизме и христианстве, который он завершил в 1434 г.[598], за год до смерти в возрасте восьмидесяти трёх лет.

III. Конверсо входят в испанское общество

Массовые крещения испанских евреев в 1391 и в 1412 гг. создали в Испании новую социальную группу, составившую большую часть городского населения и поставившую перед городами беспрецедентные проблемы. Свободные, с точки зрения закона, от всевозможных ограничений, препятствовавших еврейской экономической деятельности, конверсо искали в области экономики направления, занятые ранее исключительно христианами. В результате городское население урождённых христиан оказалось под постоянным давлением со стороны пришельцев, чья конкурентоспособность была давно известна в ремёслах, свободных профессиях и на государственной службе. Как реагировали на это города? И как повлияла их реакция на абсорбцию новообращенных коренными христианами? Источники предоставляют нам отрывочную и весьма неполную информацию. В одной из последующих глав мы увидим, до какой степени точности они могут дать ответы на эти вопросы.

Вступление новообращённых в испанское христианское общество поднимает и ряд других вопросов. Как такая большая группа евреев, насильно принявших христианство, ведёт себя в новом окружении? Разумеется, не все члены этой группы разделяли одинаковую приверженность иудаизму. Но какими бы ни были их внутренние религиозные привычки, ясно, что они в подавляющем большинстве отнюдь не спешили отказаться от исполнения всех заповедей и ещё менее того принимать участие в христианских обрядах и церемониях. Однако это неизбежно диктовалось им не только законами Церкви и государства, но также и экономической необходимостью. Фактически их выживание зависело от готовности вести себя как христиане.

Чтобы понять всю тяжесть этой необходимости, мы должны отметить несколько фактов. После погромов большинство конверсо, как и большинство евреев в районах, пострадавших от ударов, оказались в ужасающей нужде. Вернувшись домой от церковной купели, они нашли свои дома разграбленными и наполовину разрушенными[599]. Ремесленники потеряли свои рабочие инструменты, которые если не были украдены, то были повреждены; деловые люди лишились своих еврейских партнёров, которые если не были убиты, то были разбросаны по всем уголкам страны, и заимодавцы утеряли документы о предоставленных ими займах. И условия, созданные погромами, и свидетельства современников приводят нас к заключению, что большинство новообращённых вступили в христианство обнищавшими[600].

При этих обстоятельствах совершенно очевидно, что большинство из них срочно нуждалось в работе по найму. Но эта срочная нужда едва ли могла быть удовлетворена в рамках своего собственного сообщества новообращённых. Количество евреев, крестившихся до погромов и таким образом сохранивших хотя бы часть своего состояния, было слишком мало, чтобы поддержать большинство, которое теперь было на грани голода. Конверсо не могли найти работу и у евреев в районах, пострадавших от погромов, потому что эти евреи были в таком же тяжёлом положении и их разграбленные общины с трудом могли справиться со своими срочными проблемами[601]. Единственным шансом для прозелитов получить работу было обращение к христианским бюргерам, но христиане, как правило, не брали на работу евреев (разве что имели на то особые причины), точно так же продолжали относиться и к прозелитам. Для того чтобы побудить христиан дать им работу, эти прозелиты неизбежно должны были занижать плату за свой труд и работать дольше. Они исполняли работу, находясь в христианских кварталах в течение почти всего дня, до позднего вечера, а значит, не могли следовать заповедям, есть кошерную пищу и должны были вести себя как христиане во всех смыслах. Это означало также и работу по субботам и еврейским праздникам, а также запрещение работать по воскресеньям и в дни христианских праздников. В такие