были абсолютно лишены смысла и какого-либо обоснования[584]. Мнения евреев и христиан по поводу результатов того знаменитого диспута разделились. Теперь Лорки взял на себя труд завершить работу, начатую Христиани, и доказать позицию христианства столь убедительно, что евреи будут вынуждены признать свою ошибку и оставить свою религию.

Лорки не был наивен, не был он и мистиком, искренне верящим в смысл, вкладываемый христианами в те слова еврейских мудрецов, которые он намеревался цитировать в поддержку своего тезиса. Он, конечно, был в курсе того, как Нахманид отбросил утверждения Христиани по этому поводу, и понимал, что ему самому ответить нечем. Если он взялся за такую теоретически неразрешимую задачу, то потому, что считал, что евреи в их теперешнем положении не смогут успешно защищаться. Перед лицом кампании Феррера и репрессивных законов 1412 г., зная, что и король, и папа решили уничтожить иудаизм в Испании, испанские евреи видели горизонт, затянутый тучами, предвещающими тяжёлый шторм. Лорки был уверен, что в этой атмосфере безнадёжности и страха евреи из осторожности будут сильно колебаться, прежде чем занять чёткую позицию против его аргументов. Его начальные аргументы показывают, что для победы он рассчитывал на это настроение больше, чем на что-либо иное. Он полагал, что сейчас евреи должны понять, что крещение является единственным путём к выживанию, и он, конечно, хотел с самого начала дебатов укрепить это понимание. Он начал с цитирования пророка Исайи: «Если захотите и послушаетесь, то будете вкушать блага земли, если же отречётесь и будете упорствовать, то меч пожрёт вас»[585].

После серьёзных приготовлений диспут начался в Тортосе 7 февраля 1413 г. Он был оформлен нарочито пышно, чтобы придать ему вид важнейшего события в истории Церкви. Папа Бенедикт XIII, его кардиналы, большинство его епископов и архиепископов почтили своим присутствием первую сессию, на которой собралось около тысячи приглашённых, включая придворных и представителей знати со всех концов королевства. Двадцать два еврейских учёных, представляющих цвет науки, лучшие из тех, кого можно было собрать, пришли говорить от лица евреев. Обращаясь к ним в начале дискуссии, папа ясно дал понять, что они были приглашены в Тортосу не для того, чтобы определить, где находится истина — в иудаизме или в христианстве — «потому что я знаю, что моя вера истинна, в то время как ваша была истинной, а теперь упразднена. Вы были приглашены, чтобы выразить свои взгляды на утверждение Херонимо, что авторы Талмуда, которые знали больше, чем вы, признали, что мессия уже приходил»[586]. Папа хотел ограничить аргументы этим моментом, но евреи, пытаясь насколько возможно избежать вопроса мессианства Иисуса, расширили рамки дискуссии, охватив фундаментальные различия между двумя религиями[587]. Но, расширив дискуссию, они её растянули так, что она продолжалась гораздо дольше, чем предполагалось. После девяти сессий устных дебатов, закончившихся 20 февраля 1414 г., стороны продолжали дискутировать в письменном виде, представляя свою точку зрения в детальном меморандуме, зачитанном на общих встречах, а затем опровергаемом противной стороной[588].

С точки зрения современного светского человека, судящего об аргументах обеих сторон согласно рационально-историческим критериям, не может быть сомнения в том, что еврейские учёные разбили большинство утверждений выкреста. Но дебаты в то время вряд ли оценивались по рационально-историческим меркам. Более того, Херонимо де Санта Фе сам суммировал результаты различных дискуссий, и эти резюме всегда были тенденциозными и зачастую откровенно искажали правду. Наконец, 19 апреля 1414 г., на шестидесятой сессии, Херонимо представил свои окончательные «заключения», согласно которым евреи проиграли дебаты. Таков был официальный вердикт[589].

Диспут в Тортосе был самым длинным и решающим из всех средневековых диспутов подобного рода. Решающим он был потому, что послужил эффективным инструментом в кампании обращения на тот момент её развития. Его результаты дали тысячам евреев, решивших креститься из чисто социально-экономических соображений, удобное обоснование для осуществления своего решения: они могли утверждать, что дебаты в Тортосе доказали истинность христианства[590]. Большинство евреев, искавших такой предлог, принадлежало к высшему классу, но их утверждения и отговорки деморализовали многих других и дали дополнительный толчок движению прозелитизма, уже приобретавшему массовый характер.

В следующем году, в своей булле от и мая, папа суммировал достижения Тортосы и санкционировал законы 1412 и 1413 гг., которые были изданы светскими правителями[591]. Теперь ему стало ясно, что без этих законов никакого широкомасштабного крещения не могло быть, и, соответственно, агитация Феррера, так же как и диспуты Тортосы, потеряли бы своё значение, потому что вся их важность заключалась, с его точки зрения, в придании массовому движению, созданному законами, характер добровольного обращения в христианство. Он знал, что этим достижением он обязан Павлу больше, чем кому-либо другому. Бенедикт назначил его сына Гонсало де Санта Марию, в то время архидьякона Бривиески, исполнителем своей буллы[592], и 18 декабря вознаградил Павла, сделав его епископом Бургоса[593].

XII

Этим назначением Бенедикт не только дал свою оценку прошлой деятельности Павла, он также показал, что рассчитывает на то, что Павел будет продолжать служить ему с той же отдачей и впредь. Сентябрь был в особенности критическим для судьбы Бенедикта. Вслед за отречением двух других пап, Иоанна XXII и Григория XII, германский император Сигизмунд приложил огромные усилия к окончанию раскола. Влияние Сигизмунда на собор Констанцы было весьма значительным, и он пытался побудить короля Фернандо, главного союзника Бенедикта, внушить папе необходимость последовать примеру своих соперников. Фернандо понял, что другого пути не осталось, но связанный с Бенедиктом личными обязательствами, он искал почётный выход из положения. Он начал с того, что назначил комитет из четырёх епископов, двух из Кастилии и двух из Арагона, изучить документы отречения обоих соперничающих пап и представить ему отчёт об их юридической безошибочности. Павел был одним из двух кастильцев и, как и трое других, не нашёл в документах по поводу отречений и сопутствующей им процедуры никаких изъянов. Хотя все четверо были сторонниками Бенедикта, они единогласно постановили, что «поскольку ясно, что и Иоанн, и Григорий сложили свои папские полномочия, Бенедикт должен поступить подобным образом, если он искренне хочет восстановить мир и согласие в христианском мире»[594]. Совершенно очевидно, что теперь Павел был полностью на стороне короля Фернандо и твёрдо решил претворить в жизнь планы последнего. Но также точно ясно и то, что он был достаточно хитёр, чтобы заставить Бенедикта поверить, что будь что будет, он, Павел, его не оставит. Соответственно, он сопроводил Бенедикта на остров Пеньискола, куда тот перебрался 9 ноября, и именно там Павел