– Да я на минуточку, – сказала она, опускаясь на корточки исобирая разбросанные вещи. Кошелек, косметичка, ручка, пачка одноразовыхносовых платков… помада почему-то лежала отдельно, укатилась аж под скамейку…конверт… Что за конверт? Ах да, Николай Дмитриевич просил передать Алексею! –Слушайте, я тут в двух шагах от вас, на площади Нестерова. Можно нам сейчасповидаться?

– Прямо сейчас? – Мгновенная пауза показалась Алене оченьобидной. – Что?.. Извините, Алена, это я не вам. У меня тут мобильный… Ну да,конечно, давайте повидаемся, буду очень рад. Мне к вам подойти или лучше вызайдете? Да, да, приходите вы ко мне. Помните адрес?

– Конечно.

– Ну, я вас жду.

– Иду.

Алена встала, застегнула сумку. Такое ощущение, будточего-то не хватает. Но чего?

– Ой, какой это был ужас! – раздался рядом чей-тозадыхавшийся голос. – А вы совсем не испугались!

К лавочке подходила молодая мама со своим карапузиком. Не точтобы Алена так уж с ума сходила при виде детей, но малыш оказался таким чудом,курносым и сероглазым, что она невольно разулыбалась.

– Ну, я вообще не боюсь собак. А вы, по-моему, испугалисьбольше всех.

– Думала, просто умру от разрыва сердца! Разве можно пускатьсобак туда, где дети?! Так у ребенка родимчик может случиться! Теперь никогдане буду с ним гулять там, где увижу собаку, даже болонку какую-нибудь!

– Но ведь здесь не детская площадка, – усмехнулась Алена. –Тут всем гулять можно. К тому же собаки обычно не трогают детей. Конечно, еслите сами к ним не пристают. И, по-моему, чем чаще ваш ребенок будет видетьсобак, тем меньше будет их бояться.

– Ну, не знаю… – проворчала явно недовольная мамочка и тутже, такое впечатление, обо всем забыла, уставившись на Аленины серьги.

Пожалуй, пора перестать их носить, а то она вообще скоробудет не самоценной личностью, писательницей Аленой Дмитриевой, а каким-топриложением к своим серьгам!

Москва – Нижний Новгород, 1880 год,

из писем Антонины Карамзиной

«Продолжаю письмо, Николаша. Письмо о встрече с твоимтезкой.

Знаешь, мне всегда казалось, что имя похоже на человека,который его носит. Вот ты, Николай, мягок, светловолос, улыбчив. Твои глазадобры и наивны. Я думала, имя Николай именно таково: мягкое, улыбчивое, доброе.Но нет, теперь я вижу его иным. Оно сухо и резко, наполнено черным цветом… нет,черным светом. Таким, который не освещает, а, наоборот, поглощает все вокруг,обращает день в ночь и видимое в незримое. Оно несет тьму. Но это не тьма зла –это тьма непознанного!

Степан немного рассказал мне о его жизни, о его детстве.Якобы при рождении его дважды падала икона Богоматери, а пламя от лампадыперебежало на занавеску. Огонь сразу погасили, однако повитуха предрекла:

– К беде великой народился. Станет чернокнижник!

С тех пор даже родители стали смотреть на ребенка с опаской.Мать вскоре умерла, отец Николая не любил. Единственным, кто его опекал, былродной дед – неудавшийся священник, комедиант и, по отзывам соседей, колдун. Онучил внука добывать целебные и «злые» травы, внушал, что можно статьбессмертным или даже воскреснуть из мертвых – были бы подобающие снадобья.

Он верит в колдовство. Это уживается в нем с поразительнойтехнической образованностью. Он не знал о лодке-самолетке, но радостнозасмеялся, услышав мой рассказ:

– Воздушный шар для того, чтобы поднять ее в воздух? Нет, язнаю, каков должен быть аппарат, который сделает это. Движущей силой станетпрессованный порох, продукты его сгорания. Газ! Давлением газов на дно цилиндраприбор может подняться очень высоко… Наклонением цилиндра достигается иподдержание аппарата в воздухе, и движение в горизонтальном направлении… Придвух цилиндрах достигается большая правильность полета и большая устойчивостьаппарата… Верна или неверна моя идея, решить окончательно может лишь опыт.

Николашка, я не поняла из того, что он сказал, ни единогослова! Кибальчич взглянул на меня и усмехнулся:

– Женщины… невероятные существа. Для вас цветная тряпка,летающая сама по себе, гораздо более реальна, чем возможность построениявоздушного корабля, который будет двигаться с помощью неких физических сил,организованных в строгую формулу! Вы не верите, что так будет? Но кто-тоговорил… кажется, Гете: грядущие события отбрасывают тень перед собой. Всказках, которые вы так любите, существует летучий корабль. Возможно, он былнекогда. И будет существовать через несколько лет! Можете мне поверить, я ведьизобретаю двигатель для него!

– В сказках, которые я так люблю, существует иковер-самолет. Он летал без всякого двигателя. Как это происходило?

Черные глаза Кибальчича смотрели на меня странно. Тьмаохватила меня со всех сторон.

– Хм, интересная мысль, – проговорил голос, звучащий так жеглухо, как должна была звучать сама тьма. – Ковер-самолет может взлететь спомощью преодоления закона всемирного тяготения. Я думаю, здесь все дело вматериале и конструкции самого ковра. Я пойму, в чем там дело!

Я вдруг пошатнулась – таким пророческим вдохновением звенелего голос. Он схватил меня за руку…

Потом сказал медленно, с расстановкой:

– Женщины… Я не знаю женщин. Все они любят, чтобы имизанимались и ухаживали за ними. Я не понимаю этого. Да и времени у меня на этонет!

Только тебе могу признаться: я почувствовала себяуничтоженной.

Да нет, я вовсе не увлечена им! В нем нет ничегопривлекательного! Но его ум… Мне кажется, некие колдовские силы его одушевляют.

А правда, может ли он заставить летать ковер-самолет?»

Нижний Новгород, наши дни

Она уже почти дошла до дома Алексея, который находился еслии не в двух шагах, то всего в двух кварталах от площади Нестерова, как вдругсообразила, чего именно не хватало в сумке. Да блокнота же! Блокнота, в которомона так четко и стройно выстроила всю схему непоняток и прорисовала пландальнейших действий. Наверное, он выпал из сумки вместе с остальными вещами, аАлена его не заметила. Ну и как теперь дальше жить и работать без блокнота? Даи вообще жалко его – красивый, дорогой, в Париже купленный, аж в самом Лувре!