Но поскольку Алена была по сути своей скорее оптимисткой,чем пессимисткой, она предпочитала лишний раз соль на раны не сыпать, ситуациине усугублять, а значит, красного вина, провоцирующего тоску, не пить. И сейчаспришлось потратить некоторое время на то, чтобы убедить Алексея: она не будет,не будет, не будет пить это красное вино, даже глотка не отхлебнет!

Алексей не то чтобы обиделся, но очень огорчился:

– Ну, тогда вам невкусно есть будет, потому что и грибы, ирыба именно к этому вину идеально подходят!

– Будет, будет вкусно! – уверила его Алена, однако тотчаспоняла, что поторопилась с любезностями.

«Интересно, кто ему сказал, будто он умеет готовить? –думала она, с усилием пытаясь прожевать совершенно не прожаренный, пресный икакой-то скользкий шампиньон. – Сметана явно была прокисшая. А рыба… Какаягадость, какая гадость эта ваша тушеная рыба!»

Наша героиня, надобно сказать, в еде была разборчива ипривередлива. И сейчас страдала, просто физически страдала от того, чтопредложенную ей, с позволения сказать, пищу надо будет хвалить, а у нее языквряд ли повернется… Хоть бы кто-нибудь пришел или позвонил, Алексей быотвлекся, и она выбралась бы из жуткой западни, называемой совместной трапезой.Впереди еще разговор, причем разговор не из простых. Да и вообще, столько делнадо переделать, а время-то уходит на ковырянье вилкой в тарелке!

И небеса, такое впечатление, вняли мольбам страдалицы:раздался звонок в дверь. Алексей вышел их кухни, Алена быстренько выскочилаиз-за стола, сунув в рот конфетку, чтобы отбить кисло-горьковатый вкус рыбы.

– Привет, папулик! – послышался из коридора голос.

Батюшки, кажется, это Галина появилась! Ну надо же, совсемпо-семейному собрались.

Алена злорадно усмехнулась: сейчас Галину, которая изрядноехидствовала насчет невесть где проводящего ночи Алексея, ждет сюрпризец…

Алексей что-то негромко сказал.

– Что?! – донесся изумленный Галинин вскрик, потомпослышались шаги, и в кухню ворвалась… о Господи, не Галина, а Анжела, типичнаяАнжела во всей своей красе: джинсы, невыносимо туго обтянувшие приставнуюпопку, какая-то зачуханная куртешка, небрежно собранные в «хвост» волосы,водянистые вытаращенные глаза:

– Вы? Зачем приперлись?

Алексей чуть ли не взвыл:

– Галина! Да ты рехнулась?!

Алена промолчала лишь потому, что совершенно онемела. Однакоу Галины с даром речи было все нормально:

– Что, решили донести отцу, да? Донести на меня? Я так изнала, что вашим словам верить нельзя, что вы долго не намолчитесь! Звониламне, главное, предупреждала, мамочку из себя строила! Да мне на хрен вашиблагодеяния не нужны, я ему сама обо всем все расскажу! Папуль, ты ее неслушай, она наврет тебе! Да что вообще такое за беда – на маршрутке работать?Нет, вы мне скажите? Ну а если мне это нравится, что делать? А писать всякиевонючие репортажи я не хочу и не буду, не буду, не буду!

– Погоди, – с беспомощным выражением спросил Алексей, – ктоработает на маршрутке? Зачем?

– Да я, я! – закричала Галина, зачем-то, видимо, длянаглядности, бия себя в грудь рукой.

– Как это – на маршрутке? – взревел Алексей. – А редакция?!

Алена проскользнула мимо отца и дочери Стахеевых в комнату,взяла свою сумку и пошла в коридор. Из кухни неслись взвизгивания Галины,перемежаемые короткими, но очень эмоциональными выкриками Алексея.

Принес черт эту молодую идиотку с ее дурацкими признаниями!Нашла, главное, время… Теперь, конечно, никакого разговора с Алексеем неполучится, папа с дочкой сцепились всерьез и надолго. А впрочем, кое-что Аленавсе же смогла узнать, теперь надо решить, что ей с информацией делать.

Она осторожно сняла плащ с вешалки и под шумок неутихающегоскандала вышла из квартиры. Ладно, сорвался разговор с Алексеем, зато естьвозможность поразмышлять над теми новыми фактами, которые подкинула судьба.

Значит, Алексей знаком с хозяйкой Бубна… Каким образом,интересно знать?

Да очень простым!

Догадка внезапно прошла в голове этакой торжествующейпоходочкой, усмехаясь над бестолковостью Алены.

Ты ведь тоже «знакома» с ней, подруга! Не зря тебепоказалось, будто ты уже где-то видела ее мелкие, точеные, чуточку недобрыечерты. Просто их обладательница при первой встрече была одета иначе: взатейливую пальтушку, синюю с золотыми разводами, а также в золотистую шляпку.Она вышла из дома на Ковалихе и болтала с молодой женщиной о ее подросшейВикочке, а также о своей подросшей собаке… О собаке! И та молодая женщина,Викочкина мама, называла собеседницу тетей Людой! А потом рыжая соседкаупомянула какую-то Людмилу Андреевну, которая вроде бы жила в квартире номертри, но потом отсюда переехала, однако с квартирой так и не рассталась…

Не одно ли это лицо – тетя Люда, Людмила Андреевна и Л.? Дазапросто, и нет ничего удивительного в том, что Алексей поддерживает хорошиеотношения с прежними соседями по Ковалихе, но только… но только почему «тетяЛюда» удостоена чести оказаться в телефонном списке для избранных, рядом, кпримеру, с Юлей?

Тетя Люда… Юля…

Ого!

Иван рассказывал, что в ту новогоднюю ночь, которая сталапоследней в жизни Севы Лысаковского, около Алексея была не только Юля, но и еететушка… с собакой.

Муравьев говорил, будто алиби Алексея засвидетельствовалиЮля и ее тетушка по имени Людмила Мурзина.

Кажется, есть все основания предполагать, что хозяйку Бубназовут Людмила Андреевна Мурзина.

Ну и что?

Да ничего…

Странно только вот что: в то время, когда Лариса нелепопогибла в собственном подвале, Юля и Алексей якобы клеили обои в квартире тойсамой тети Люды. Но и речи не шло о том, что это происходило на Ковалихе, вквартире номер три! Значит, у тети Люды уже и тогда была другая квартира. Ну чтож, в том нет никакого криминала, наоборот, ее очень даже можно понять, комуохота жить на первом этаже, дверь в дверь с подвалом…

Дверь в дверь с подвалом?

Алена постояла немного, по привычке вороша носком туфлиглянцево-желтые и коричневые кленовые листья. К ним в компанию залетелонесколько темно-красных ясеневых.

«Листья дуба падают с ясеня, – вспомнила она вдруг поговоркустуденческих лет. – Вот ни фига себе, вот ни фига себе!»

И то правда…