— Теперь уж скоро, — голос Иоанна тут же подобрел от приятных воспоминаний. — Думаем, в конце лета, к празднованию Успения Богородицы освятить его.

— Но ведь стены ещё не полностью расписаны?

— Пока и достаточно. Остальное можно будет позже сделать. Зато иконы все нужные готовы.

Маленький Василий издал во сне какой-то детский малопонятный звук и улыбнулся.

— Какой-то приятный сон увидел, — умилился отец. — Пусть спит, пойдём отсюда, а то разбудим. Да и пора мне. Художники с митрополитом ждут.

Встреча с мастерами-оформителями собора Успения Богородицы была назначена в самом храме. Готовые новые иконы уже стояли вдоль Западной стены на широких лавках. Дионисий с сыном работали над ними в удобных государевых мастерских. Внутри пахло красками и деревом, лишь недавно были завершены росписи стен. На алтарной преграде красовались пол у фигуры преподобных, композиции «Семь спящих юношей эфесских» и «Сорок мучеников севастийских». Особенно удались Дионисию и ученикам «Три отрока в печи огненной» — в жертвеннике алтаря и сюжеты, посвящённые Богоматери, выполненные самим Дионисием: «Поклонение волхвов» и «Похвала Богоматери» в Похвальском приделе.

Иоанн ещё раз с удовольствием оглядел очищенные от лесов и воссиявшие в полной своей красе фрески и вновь остался доволен ими: удались!

Дионисий поклонился государю и подвёл его к своей последней работе, стоящей на самом почётном месте, — иконе «Успение». На широкой, в полный размах рук, а высотой почти в рост человека доске мастер изложил сюжет главного события, которому и был посвящён новый храм — Успению Божией Матери. Богородица возлежала на ложе, над нею в сонме ангелов являлся её сын, вокруг — святители, апостолы, ангелы. Трудно было оторваться от неброских, но чистых красок, от плавных линий, от особой притягательной силы, исходившей от образа.

— Скажи, а правду говорят, что ты постишься во время работы над иконой и стараешься безмолвствовать? — поинтересовался Иоанн у автора, наглядевшись на образ.

— Правда, государь, — вновь поклонился Дионисий. — Я и сыновей учу тому же.

— Но ты ведь не монах, отчего же ты на себя такие иноческие обеты накладываешь?

— Когда я расписывал храм в Пафнутьевом монастыре, сам преподобный попросил меня не есть в это время мяса и по возможности хранить душу от суеты. Я обещал, да ослушался старца и тяжко занемог. Вылечил меня покойный и внушение сделал, которого с тех пор забыть не могу. «Рукой талантливого живописца, — говорил он, — сам Господь Бог водит. Но помогает он лишь душе чистой и возвышенной, к единой цели устремлённой». Запомнил я этот завет и следую ему, а теперь и сынам своим то же делать наказал. Вот они, мои Феодосий и Владимир!

Два молодых человека уважительно склонились перед Иоанном.

— Я им тоже наказал, — продолжил Дионисий, — хотите быть настоящими художниками, иконописцами, — не забывайте о Боге, храните душу и тело, хотя бы во время работы над святыми образами. А не хотите — ищите себе другое занятие. Пока что сыновья следуют моему совету. Здесь и их работы представлены. Вот эту икону — «Положение пояса и ризы Богоматери» они вместе писали, а «Митрополита Петра с житием» я им помогал творить.

К собравшимся тихо, без свиты и слов, подошёл митрополит Геронтий. Он дослушал рассказ Дионисия о сыновьях и их работах, присоединился к похвалам, которыми осыпал их государь. Тут же при мастерах ещё раз уточнили давно оговорённую дату освящения храма — канун праздника Успения Пресвятой Богородицы.

— Успеете завершить основные иконы? — ещё раз уточнил Иоанн у Дионисия.

— Раз надо, государь, обязательно успеем, без отдыха трудиться станем! — уверил он государя.

— Надо успеть, — ещё раз жёстко повторил Иоанн. — Надо как следует храм к празднику приготовить, в лучшем виде.

— Святителей на освящение всех будем приглашать? — спросил митрополит государя.

— Почему же нет? — удивился Иоанн. — Это же общий наш праздник, для всех русичей. Все вместе и праздновать его станем. Всем приглашения рассылай, всех зови!

Обсудили точную дату приглашения гостей, очерёдность событий: освящения храма, богослужений, перенесения мощей покойных святителей.

На сей раз государь и митрополит договорились на удивление быстро и дружно, что в последнее время становилось редкостью. Всё чаще меж первыми лицами государства пробегала чёрная кошка. Геронтий гнул свою линию, великий князь — свою, и порой в простейшем деле старались они найти разные решения, лишь бы доказать один другому своё превосходство. А с тех пор как государь взял в споре митрополита с архиепископом Ростовским Вассианом сторону последнего и заставил Геронтия подчиниться своей воле, тот и вообще места себе не находил, желая досадить и одному и другому. А тут свалилась на голову владыки и ещё одна обида: его не пригласили преемником при крещении долгожданного сына Иоанна и Софьи-гречанки. Вассиана пригласили, а его — нет. Государь, правда, оговорил это тем, что, мол, не желает отрывать первосвятителя от важных дел по столь незначительному поводу. В колокола заставили целую неделю все храмы звонить, а для него, Геронтия, видишь ли, дело незначительное! Да куда деваться, проглотил митрополит и эту обиду. Но не забыл.

После совместного осмотра новых фресок храма государю с митрополитом предстояло ещё одно серьёзное дело: надо было посетить готовые уже подвалы под храмом с тайниками и ходами. Зодчий Аристотель Фиоравенти с боярином Владимиром Ховриным-Головиным уже ждали их. Первыми двинулись архитекторы, за ними — великий князь, следом шёл владыка. Шествие замыкали митрополичий дворецкий Вятка Сахарусов и великокняжеский окольничий Андрей Михайлович Плещеев. Иным никому подробности о тайниках знать было не положено. Перед входом в подвал каждый взял в руку по тяжёлой свече, они достаточно ярко освещали мощённый белым камнем пол и такие же белые гладкие стены. В достаточно широкой галерее имелось несколько дверей из обыкновенного дерева с тяжёлыми металлическими ручками, заглянув в несколько из них, государь увидел лишь пустые просторные помещения.

Внезапно Аристотель остановился у голой кирпичной стены, не приметной ничем особенным. Незаметным движением нажал он на один из камней, а затем надавил на стену, и часть её, едва заметно скрипнув, отворилась, образовав небольшой проход. Мастер смело двинулся в него, осветив неярко просторное помещение из того же белого камня. За ним прежним порядком вошли остальные, освещая себе путь каждый собственной свечой.

Они оказались в большом гроте с красивым сводчатым потолком. В сторону, далеко в темноту вела галерея.

— Не волнуйтесь, —