Man, который все невзлюбили, занял 35-е место. Рецензент NME, как и большинство остальных критиков в Великобритании, отнёсся к пластинке сдержанно и назвал её «самым изысканным альбомом Коэна в том, что касается музыки», но раскритиковал её «отстранённую, почти обезличенную атмосферу» и тексты песен, которые «тяготеют к туманной невнятности» [13]. Но Леонард был доволен. «Мне нравится этот альбом, — сказал он более двадцати лет спустя. — Думаю, он нравится мне больше всех остальных» [14].

Тур в поддержку Recent Songs — пятьдесят один концерт в Европе — начался в Швеции в октябре 1979 года. Аккомпанирующим составом Леонарда была группа Passenger (Роско Бек, Стив Мидор, Билл Гинн, Митч Уоткинс и Пол Остермайер) плюс Джон Билезикджян и Раффи Акопян. «Мы играли world music ещё до того, как появился этот термин, — говорит Бек. — Мы с Леонардом говорили о том, какая это была уникальная группа для своего времени». Леонарду подпевали две его лучшие бэк-вокалистки — Дженнифер Уорнс, которая уже гастролировала с ним в начале 70-х, и новенькая — Шэрон Робинсон.

Робинсон была певицей и танцовщицей в Лас-Вегасе, в ревю актрисы и певицы Энн-Маргрет. Совершенно неожиданно ей позвонила Уорнс, которой было поручено найти вторую бэк-вокалистку для тура Леонарда, и спросила, не хочет ли она сходить на прослушивание. Робинсон была незнакома с музыкой Леонарда, но идея гастролей по Европе ей понравилась. «Дженнифер сначала сама устроила мне прослушивание у себя дома, а затем привела на прослушивание к Леонарду, — вспоминает Шэрон. — Там была вся группа. Я немного нервничала, но Леонард, который сидел на диванчике, излучал какую-то очень радостную энергию и настоящую душевную теплоту и дружелюбие, что мне очень понравилось. Я сразу почувствовала себя как дома».

Для Леонарда человеком, который помогал ему чувствовать себя как дома, был Роси. Он путешествовал вместе с группой в гастрольном автобусе, одетый в свои монашеские одежды, и тихо читал, надев большие квадратные очки, пока Европа по ту сторону стекла проезжала мимо них. «Он приходил на концерты и сидел за кулисами, — вспоминает Бек. — Это очень странно: его присутствие ощущалось очень сильно и при этом бывало порой совершенно незаметно. Он мало говорил и чуть ли не растворялся в стене нашей комнаты за сценой. Он настоящий мастер дзена!» Возможно, именно в его честь в песне «Bird on the Wire» Леонард вместо «like a worm on a hook» («как червяк на крючке») пел «a monk bending over a book» («монах, склонившийся над книгой»). По дороге из города в город Леонард и его музыканты пели каноном духовный мотет эпохи Возрождения «Pauper sum ego» («Беден я»). Во время долгих часов, проведённых в автобусе, Леонард и Дженнифер Уорнс вместе сочинили песню о знаменитой католической святой под названием «Song of Bernadette». Иногда, когда все спали, Билезикджян шёл в заднюю часть автобуса со своей скрипкой и удом и играл — «тихо, чтобы никого не разбудить». Он вспоминает, что в остальное время «мы все пели песни Леонарда. Это был наш гимн. У нас получалась вокальная аранжировка: мы пели так, как если бы играли на своих инструментах. Мне кажется, Леонард был тронут. Я видел широкую улыбку на его лице». Так же, как в 1972 году, вместе с музыкантами путешествовал человек с камерой. Канадский кинодокументалист Гарри Раски снимал фильм о Леонарде для «Си-би-си». Потом команда увеличилась ещё на одного человека: Генри Льюи присоединился к ним в Великобритании (где за двенадцать безумных дней состоялось одиннадцать выступлений), чтобы записать материал для концертного альбома. По сравнению с первой концертной пластинкой Леонарда, Live Songs (1973), записи с тура 1979 года звучат более подготовленными и к тому же гораздо более жизнерадостными, но Columbia решили не выпускать их и держали их в архивах ещё два десятилетия; в 2000 году эти записи наконец были изданы под названием Field Commander Cohen11221. Тур закончился концертом в Брайтоне в декабре, за шестнадцать дней до конца 1970-х. После двухмесячного перерыва, во время которого Леонард провёл две недели в монастыре, гастроли продолжились — уже в 1980-х — успешным туром по Австралии.

Дженнифер Уорнс говорит, что разъехавшись по домам, музыканты не знали, куда себя девать. «Сразу после тура [случилось] два-три развода, и, я думаю, дело было просто в том, что их супруги не могли понять, что произошло. В этом туре мы стали совершенно другими людьми. Роско начал носить костюмы «Армани». Творилось чёрт-те что. Мы созванивались и говорили друг другу: «Что нам теперь делать?» Как будто в сердце открылось отверстие» [15]. У Роско Бека и Дженнифер Уорнс посреди европейского тура начался роман, переросший в стабильные отношения. Как и остальные, они больше всего теперь хотели отправиться в тур по Америке. «Мы не смогли вызвать достаточный интерес [у промоутеров], чтобы организовать его», говорит Бек. Любопытно, впрочем, что именно тогда интервью с Леонардом вышло в американском еженедельнике People, посвящённом жизни знаменитостей.

Читателям, привыкшим к материалам о кинозвёздах и о реабилитационном центре Бетти Форд, пришлось узнать о том, как непопулярный в Америке канадский певец после «кратких периодов депрессии» приходит в себя в «центре медитации и ручного труда» у Роси. Леонард объяснял: «Когда я приезжаю туда, я как будто счищаю с себя ржавчину… В остальное время я живу один. Никто не может жить со мной. У меня почти нет личной жизни». Последнее заявление настолько расходилось с концепцией журнала People, что они отправили репортёров к его бывшей партнёрше. В своём интервью Сюзанна рассказывала: «Я верила в него. Раньше он вёл людей в правильном направлении, к мягкосердечию. Но потом я стала очень одинока — поэзия просто-напросто не подтверждалась фактами». В статье также приводилось заявление Сюзанны о том, что Леонард не соблюдает договорённость об алиментах. Леонард в свою очередь пожаловался на то, что у Сюзанны «потребительские привычки, как в Майами» и прибавил: «Моя единственная роскошь — билет на самолёт, чтобы иметь возможность в любое время оказаться в любом месте. Всё, что мне нужно, это стол, стул и кровать» [16].

В документальном фильме Гарри Раски Song of Leonard Cohen, показанном в Канаде в 1980 году, Леонард предстаёт в более достойном свете. В первой сцене он сидит на подоконнике (символическое место!) в своей монреальской квартире. Жилище его имеет спартанский вид — ничего лишнего — и больше похоже на его квартиру в Лос-Анджелесе или дом на Гидре, чем на полный безделушек и книг коттедж по соседству, в котором он раньше жил с Сюзанной и детьми. Здесь — пустые белые стены, крашеный пол, старый деревянный стол, старомодная ванна на ножках в виде звериных лап. Кроме того Леонард показан в окружении друзей и доброжелателей. Мы видим, как его соседка Хейзел Филд — длинноногая, с выпрямленными волосами — перелезает через решётку с чашкой кофе для Леонарда в руках. В гости заходит Ирвинг Лейтон с юной блондинкой; Леонард включает для них свою песню «The Window», и они сидят и слушают, околдованные музыкой.

«Я считал Леонарда гением с момента первой встречи, — заявляет Лейтон. — [Его песни обладают] качеством таинственности, обречённости, угрозы, печали, драматическим качеством, которое можно найти в английских балладах, в шотландских балладах [XII–XIII веков]». Раски спрашивает Лейтона, печальными или радостными находит он песни Леонарда, и Лейтон отвечает: «И то и другое. В песнях Леонарда мне особенно нравится то, что я называю депрессивно-маниакальным качеством. Если вы заметили, в своих самых выразительных и трогательных песнях он всегда начинает с ноты страдания, тоски, печали, а затем каким-то образом доводит себя до состояния экзальтации, эйфории, словно вырвался на свободу из оков дьявола, меланхолии, боли» [17]. Впрочем, по словам Лейтона, у евреев «всегда был дар тревоги, боли и одиночества» [18]. Скитающийся канадец сообщает Раски, что «устал всё время переезжать» и хотел бы «некоторое время пожить в одном месте». Правда, «всегда находились веские причины для переезда» [19].