24 октября 1980 года Леонард снова приехал в Европу: его ждали пять недель концертов. На этот раз Дженнифер Уорнс решила не участвовать в гастролях, и таким образом Шэрон Робинсон осталась его единственной бэк-вокал исткой. К этому времени у Леонарда и Шэрон завязались более близкие отношения. В

Израиле они начали сочинять вместе песню под названием «Summertime». У Шэрон, рассказывает Леонард, «была мелодия, к которой я ещё не написал текста, но которая мне ужасно нравилась». В лобби их отеля в Тель-Авиве стоял маленький рояль, Шэрон сыграла на нём свою мелодию, и Леонарду она понравилась. «Не сходя с места, — вспоминает она, — он принялся искать подходящие слова». Правда, сам Леонард так и не записал эту песню — первую, которую они сочинили вместе, — зато свои версии «Summertime» записали Дайана Росс и Роберта Флэк.

Тур завершился двумя концертами в Тель-Авиве. Шэрон вспоминает, что Леонард свозил музыкантов на Мёртвое море и в кибуц. После этого Леонард улетел в Нью-Йорк. Он собирался праздновать Хануку в своём номере в отеле «Алгонквин» вместе с Адамом и Лоркой. Он принёс свечи и молитвенник, а также блокнот. После праздника, оставшись один, он открыл блокнот на странице, где уже начал писать свой мощный и прекрасный гимн смирению — «If It Be Your Will» («Если будет на то Твоя воля»).

* * *

Итак, занавес опустился, и Леонард неслышными шагами ушёл со сцены. Если уж уходить из музыкального бизнеса, почему бы не сделать этого прямо сейчас? Тур закончился; хотя концерты были хороши, его последний альбом продавался плохо. Мир был занят другими делами; вряд ли по Леонарду кто-то будет скучать.

- В чём было дело — вы утратили интерес или просто исчерпали свои силы?

- Не знаю, наверное, это был результат моих сомнений в том, чем я занимаюсь. Я решил, что у меня это перестало получаться. Хотя теперь я вижу — даже когда изучаю творчество других авторов, — что это совершенно стандартная и почти что обыденная оценка своей работы в разные периоды. Часто твои лучшие вещи поначалу кажутся бессмысленными или беспомощными. Мне, безусловно, тоже приходили в голову такие мысли, и не только как писателю — но так как у любого мужчины и у любой женщины самоуважение в большой мере основывается на работе, это всегда больной вопрос.

- У вас были планы на то время, что вы собирались провести вдали от взора публики?

- Мои дети жили на юге Франции, и я часто навещал их там и проводил много времени в разъездах. Ко мне приходили тексты, вошедшие в книгу Book of Mercy, и я писал песни для альбома, который потом получил название Various Positions. В какой-то момент работа шла ужасно медленно, для меня было настоящей пыткой отбраковывать так много из написанного — в общем, я имел все основания решить, что в моей жизни и в моей работе творится хаос.

Следующие четыре года Леонард провёл вдали от посторонних глаз. В это время его можно было найти в монастыре в Маунт-Болди, или в монреальской квартире, или в его доме на Гидре, или во Франции — в трейлере, припаркованном у подножья холма, у тропинки, ведущей к дому, где жила Сюзанна с детьми. Во Франции Леонард бывал часто.

Спустя тридцать лет Адам Коэн говорит: «Достойно восхищения, как он умудрялся не терять с нами связи, несмотря на… домашние неурядицы, скажем так, обиды после развода» [20]. Отношения между Леонардом и Сюзанной оставались натянутыми, хотя Сюзанна утверждает: «Мы справились с этим — за много лет, со всеми взлётами и падениями — лучше, чем большинство людей, о которых я слышала или которых я видела с тех пор. Досужие сплетники всегда будут преувеличивать твои трудности, а недоброжелатели будут даже в самом хорошем подозревать худшее».

Дом, который Сюзанна выбрала, а Леонард купил для неё, стоял на ферме XVII века в Бонньё; раньше эта ферма принадлежала монахам. В окрестностях было полно старинных деревенских церквушек. Иногда Сюзанна водила в них детей, «хотя, — говорит она, — я не вешала им на уши лапшу про Иисуса, гуляющего по райскому саду». Леонард, очевидно, «хотел бы, чтобы я рассказала им хоть что-то о еврейской традиции», но поблизости не было ни одной синагоги. Позднее, поселившись с детьми на Манхэттене, она «серьёзно заинтересовалась [иудаизмом], но раввин, с которым я говорила, не помог мне подступиться к нему, и в результате я просто сдалась. К тому же я не видела смысла делать всё это без Леонарда». Леонард сам занялся еврейским воспитанием своих детей. «Я рассказывал им разные истории, научил их молитвам, показал, как зажигать свечи, перечислил все важные праздники», — говорит Леонард; праздники он провёл с детьми.

Находясь на Гидре, Леонард с чувством благодарности возвращался к своему старому ритму жизни: плавать, писать, тусоваться в баре в порту. От Энтони Кингсмилла он узнал, что живший на Гидре молодой композитор Терри Олдфилд сочиняет концерт, и попросил Олдфилда показать ему свою музыку. Услышав её, он вызвался поехать с Олдфилдом в Афины и устроить ему запись. «Очень щедрый человек, — говорит Олдфилд. — Я пытался быть музыкантом, серьёзно работал, и, наверное, он мог это понять. Может быть, он вспомнил, как писал, когда только приехал на остров». Леонард пригласил Олдфилда к себе в дом и показал ему комнату, в которой работал. «Это был подвал, очень тёмный, ты словно оказывался в утробе, и там стоял дешёвый клавишный синтезатор, Casio на батарейках, на котором он пробовал что-то делать. И в этой комнате он написал многие из своих лучших вещей. Он сказал: «Эта комната очень добра ко мне».

* * *

В начале 1982 года приятель Леонарда Льюис Фюрей со своей женой Кароль Лор приехал на Гидру, чтобы провести там месяц. С ними была их подруга-фотограф, француженка по имени Доминик Иссерманн. Фюрей, записавший пару альбомов собственных песен, был, как и Леонард, «не в восторге от музыкальной индустрии и от идеи записывать пластинки». Он говорит: «Мне интереснее театральная песня, песенный цикл, в котором рассказывается история». Одной из причин его приезда было то, что у него появился замысел мюзикла, или рок-оперы, и он надеялся, что Леонард напишет к нему тексты песен.

«[В то время я] экспериментировал, для собственного развития, со спенсеровским сонетом11231, у которого очень сложная структура ритма и рифмовки, — рассказывает Леонард, — просто для поддержания своей поэтической формы». Когда Фюрей спросил, не хочет ли он написать тексты для его рок-оперы, он ответил: «Не особенно». Но Фюрей был настойчив, а когда он упомянул, что планирует издать свой мюзикл в прогрессивном тогда формате видео-диска (эти диски размером с грампластинку так и не прижились), Леонард был заинтригован. «Он вкратце обрисовал мне сюжет, — рассказывал Леонард, — и я написал тексты в качестве упражнения» [21].

За следующие четыре недели Леонард написал «по крайней мере четыре или пять законченных текстов, — вспоминает Фюрей, — очень виртуозных и идеальных по форме» — как сонет. Затем Фюрей начал сочинять на них музыку. Проект получил название Night Magic («Магия ночи»). «[Это была] практически история Фауста, — говорит Фюрей, — но в роли Мефистофеля там были три ангела-подростка, появляющиеся за окном, а цена, которую нужно заплатить, это пережить блаженство, спасение и распад». Леонард и Фюрей работали над мюзиклом с перерывами следующие полтора года — главным образом в Париже, где Фюрей жил со своей женой и куда Сюзанна планировала переехать с Адамом и Лоркой. Доминик Иссерманн тоже жила в Париже. Ещё на Гидре у Леонарда с красавицей-фотографом завязалась дружба, которая продлится много лет.