Сашка кивает, соглашается, задаёт уточняющие вопросы, иногда даже по теме. А сама думает, убрала ли плед и подушки из-под навеса, дождь сильный, с ветром, под навес наверняка заливает…

У неё пищит телефон, несколько раз подряд, но Сашка решает не доставать его в такую погоду. Вряд ли что-то срочное, её срочное шагает рядом. Опять какой-нибудь спам, дома посмотрит. Дома, конечно же, забывает, потому что надо разобрать покупки, накрыть на стол, пока мясо не остыло. А потом они ужинают со Всеволодом Алексеевичем. После еды он идёт ждать свой футбол — перед матчем всегда какие-нибудь эксперты долго и нудно предсказывают, какой будет игра, и почти всегда ошибаются. А Сашка моет посуду и жарит каштаны. О телефоне вспоминает, только когда он снова разражается недовольным писком. На сей раз потому, что у него заканчивается зарядка. Сашка открывает сообщения… И к Туманову выходит с таким лицом, что он тут же забывает про футбольный счёт.

— Господи, Сашенька, что случилось? Государственный переворот? Красные взяли Кремль?

— Уж лучше бы…

Сашка плюхается в кресло и смотрит в стену. В одной руке у неё миска с горячими каштанами, в другой телефон. Всеволод Алексеевич встаёт, осторожно забирает миску. Что бы в мире ни случилось, а каштаны пропасть не должны.

— Сашенька, рассказывай. Мне вредно волноваться.

— Мне тоже, — хмыкает она. — К нам в гости едет моя маман.

У него всего лишь изгибается бровь. А так как очки он не снял и уже начал грызть один каштан, выражение лица у него весьма довольное и несколько даже комичное. Что никак не соответствует ситуации.

— Всего лишь? Тоже мне, трагедия века.

Сашка изумлённо на него смотрит. Она вообще-то шла к нему за советом, как отказать так, чтоб следующим сообщением не отказались от неё. Не то, чтобы это имело теперь какое-то значение, но лишний раз получать материнские проклятия неприятно, во что бы ты там ни верил: в бога, в чёрта или в Гиппократа и Дарвина.

— Это же невозможно, Всеволод Алексеевич. Какие могут быть гости? Особенно… вот такие. После всего…

— Сашенька, жизнь — штука сложная и, если повезёт, длинная, — философски замечает он, разламывая скорлупу следующего каштана. — Ой, горячие… А мне это можно вообще?

— Было бы нельзя, я бы не готовила.

— Ну так вот… Копить обиды бессмысленно, а все противоречия между вами давно решены. Она в любом случае остаётся твоей мамой. И если хочет наладить отношения, это же замечательно! Ты никогда первый шаг не сделаешь, не тот характер. Остаётся ей, как более взрослой и более мудрой.

— Что?! Всеволод Алексеевич! Да вы её не знаете. Какая там мудрость… Мне иногда кажется, что меня пьяный аист нёс и не в том доме уронил!

— А я думал, дети появляются другим способом, и это проходят в мединституте…

— Всеволод Алексеевич! Вы ёрничаете, а мне совершенно не смешно. Это же просто невозможно. Вы и маман в одном доме… Она как себе это представляет? Ну ладно бы я одна жила. Но у меня же вы…

— Если я тебе мешаю, могу на недельку слетать в Москву. Там наверняка новогодние огоньки сейчас будут снимать, я позвоню директору Первого канала и…

— Да что ты такое говорите!!! Это ваш дом! Ещё не хватало, чтобы вы под кого-то подстраивались. Как вы вообще можете мешать! Да я просто сейчас напишу маме, что это невозможно, и… Или вообще отвечать не буду.

— Саша, прекрати, — Всеволод Алексеевич резко серьёзнеет, отставляет миску в сторону и внимательно смотрит на неё. — Ты сейчас напишешь маме. А ещё лучше, позвонишь. И скажешь, что мы будем очень рады её видеть. Она, конечно, выбрала весьма странное время отдохнуть на море. Но тем не менее, мы будем рады. Саша, ты взрослый человек. Вот и веди себя как взрослый человек, а не маленькая обиженная девочка.

— Вы считаете, у меня нет повода обижаться?

— Теперь уже нет. Тебе чего от мамы не хватало? Любви, понимания и финансовой поддержки?

— Хотя бы моральной. С финансами я сама справлялась.

— И собственного угла, — продолжает Туманов, не слушая её ответ. — Хотя бы гипотетического. У тебя теперь всё это есть. И поддержка, и угол немаленький, и, я надеюсь, любви и понимания тебе хватает? Иди-ка сюда, детка, ближе садись и будем каштаны есть, пока они не остыли. Всё, всё, Сашенька, не реви. Всё в жизни уравновешивается. Если где-то было очень плохо, в другом месте будет очень хорошо. У тебя давно всё уравновесилось. А теперь помирись с мамой. Тем более, предоставляется отличный повод. Давай, пиши ей. Звонить уже не надо, да, прононс у тебя сейчас будет французский…

* * *

Сашка рассчитывала, что у неё будет хотя бы неделя, чтобы подготовиться. А лучше две или три. Но оказалось, что маман приезжает в среду. Сообщение от неё пришло в понедельник. Более того, оказалось, что у неё уже и билеты на руках. Сашка совершенно ничего не понимает. С чего вдруг такая срочность? Что делать глубокой осенью в Прибрежном, когда в море лезут только бабушки-моржихи и вусмерть пьяные туристы. Но последние быстро трезвеют и вылезают обратно.

— Нам ещё и встречать придётся, — замечает Сашка, читая очередное сообщение в мессенджере. — В аэропорт ехать. Надо с дядей Колей договориться.

— Вызови обычное такси, Сашенька. Драндулет Коли скоро развалится по дороге. Как и сам Коля, кстати. Это уже просто небезопасно.

Всеволод Алексеевич лежит на диване, с пледом, книжкой и горячим чаем. Дождь не прекращается уже второй день, и у него ожидаемо ноет колено.

— А почему в аэропорт, кстати? Я думал, твоя мама где-то недалеко от нас живёт, на побережье.

— Нет, в Мытищах, где и жила. Она так и не собралась переехать. Может быть, вот сейчас момент настал, и решила посмотреть, как это, жить у моря не в сезон? Потому что других объяснений у меня просто нет.

— Вариант, что она просто могла по тебе соскучиться, ты не рассматриваешь?

— Нет.

Всеволод Алексеевич качает головой, но от комментариев воздерживается. Вероятно, за столько времени понял, чего стоит резкое Сашкино «нет».

— Подожди, а вся эта катавасия с квартирой? Когда ты ещё ездила документы оформлять?

— Ну и что? Я просто выписалась, отказалась от своей доли, и на этом всё закончилось. Квартиру маман так и не продала. Зато теперь сможет это сделать в любой момент. Вам ещё чаю налить? А то я уйду в сад.

— Что ты там делать собралась, в саду,