– Ребята, – говорю я. – Это потрясающе. У меня, кажется, есть новый любимый класс.

Все смеются, а президент класса, очень хорошенькая барышня по имени Дженни, выходит вперед с букетом цветов:

– Мы просто хотели поблагодарить вас за то, что вы нам так помогали в этом году. Без вас мы бы точно наделали глупостей с этими чертовыми заявлениями, и, хотя вы заставили большинство из нас переписывать сочинение по тридцать раз, мы вас все равно любим.

Все детки хлопают, Дженни подходит ко мне и вручает цветы, после чего мы долго обнимаемся.

– Спасибо, – говорю я. – И имейте в виду, что вам повезло. Обычно я заставляю переписывать сочинение по сорок раз.

Они снова смеются, а сзади я слышу еще один голос. Это Тик, и в руках у нее две коробки.

– А еще мы собрали вам кое-какие вещи. Вот это для маленького... – Она открывает первую коробку и достает миниатюрные красные штанишки и красно-белую маечку с надписью «Университет Пенсильвании» – моя альма матер (да и Эндрю оттуда же). Ужасно приятно. Просто супер. Эндрю будет в восторге, когда увидит. – А это вам... – Она открывает вторую коробку, и я вижу шикарный розовый атласный халатик до пят, подарочный сертификат на спа и двухсотпятидесятидолларовый подарочный сертификат в «Барнис». Неплохо работать с богатыми детками с хорошим вкусом.

– Боже мой, как красиво, – говорю я. – Мне даже неловко. Спасибо вам всем.

Дженни снова выступает вперед:

– Знаете, миссис Стоун, это все Тик придумала. То есть мы все хотели что-нибудь такое сделать, но организовала все она.

Я смотрю на раскрасневшуюся Тик. Боже мой. Как стыдно, ужас.

– Спасибо вам всем, ребята, спасибо тебе, Тик. Ваша внимательность и щедрость – выше всех похвал.

Я подхожу к Тик и крепко ее обнимаю.

– Спасибо, – говорю я так, чтобы слышала меня только она.

– Я вам здорово обязана, – говорит она.

– Нет, Тик, – говорю я. – Ты мне ничем не обязана.

Уж поверь мне, думаю я и продолжаю:

– То, что вы сделали, – это так здорово, мне таких праздников еще никто не устраивал. Так приятно.

– Вы это заслужили, – говорит она. – Вы нам всем очень помогли.

Блин. Сколько еще можно сыпать соль на мои раны! Я улыбаюсь и киваю, стараясь не заплакать.

– Послушай, – говорю я, – если у тебя будет возможность, зайди ко мне сегодня, хорошо? Мне надо с тобой поговорить.

– Ага, – говорит она. – Без проблем. У меня шестого урока не будет, тогда я зайду после двух.

– Отлично, – говорю я, вымучивая из себя улыбку – Еще раз спасибо за все это.

В два тридцать Тик стоит в дверях моего кабинета.

– Заходи, – говорю я и машу ей рукой.

Она скидывает с плеча свою жуткую сумку и плюхается на стул:

– Ужас, какой длинный день. Представляете? За контрольную по математике, которую вчера писали, у меня «А» с минусом. В жизни по математике «А» не получала. Даже не верится.

Блин, она специально делает так, чтобы мне было еще тяжелее?

– Отлично, – говорю я. – Ты молодец. – Прочищаю горло. – Тик, мне надо кое-что тебе сказать, и, должна признаться, после праздника, который вы мне устроили, и твоей контрольной по математике, мне очень трудно сказать тебе это.

Тик встревоженно смотрит на меня.

– Что-то случилось? – говорит она. – Я опять что-то не то сделала?

– Нет-нет. Ничего такого ты не сделала. Несколько секунд я молчу, а потом одним махом вываливаю на нее новость:

– Тик, я хотела тебе сказать, что ты не прошла в Нью-Йоркский университет.

Тик на глазах бледнеет.

– Вы уже точно знаете? Киваю:

– Я сегодня утром говорила с мистером Джеллетом.

– Тогда почему вы мне это рассказываете? Почему не подождать, пока мне не придет письмо с отказом, как всем остальным?

– Потому что... – говорю я, яростно сопротивляясь подступающим слезам. – Потому что окончательное решение принимала я, так что я подумала, что ты должна услышать о нем от меня.

Она недоверчиво щурится, как будто не веря до конца:

– О чем вы говорите?

Я больно кусаю губу, чтобы она не так заметно дрожала.

– Я не буду вдаваться в детали, потому что в этой ситуации участвуют другие студенты нашей школы, но вкратце – мне дали возможность сделать выбор в твою пользу, и я от этого отказалась.

Тик смотрит на меня мокрыми глазами, и я вижу, что она в ярости.

– Почему? – говорит она. – Почему вы это сделали? В горле стоит такой комок, что я не уверена, смогу ли я сквозь него прорваться, если позволю себе заплакать. К чертовой матери! Да какое мне дело, что она обо мне подумает? И кого я, собственно, собираюсь удивлять своей крутостью? Подростков, которые меня насквозь видят?

– Мне очень жаль, – говорю я срывающимся голосом. – Но я не могла поступить по-другому.

Слезы уже не сдержать ничем, впрочем, я и не пытаюсь. Тик между тем смотрит на меня с холодной яростью в глазах, ожидая дальнейших объяснений, и, похоже, мои рыдания ее ничуть не трогают. Я делаю глубокий вдох, но вместо него получается судорожный всхлип, нисколько не помогающий восстановлению душевного равновесия.

– Послушай меня, – говорю я. – Я считаю, что ты этого не заслуживаешь, и решение в твою пользу было бы несправедливым по отношению к другим ребятам, которые этого заслуживают.

Тик сверкает на меня глазами, на лице выражение ужаса и отвращения.

– Значит, вы теперь решаете, кто заслуживает, а кто не заслуживает? Весело в Боженьку поиграть, да?

Я, собственно, и не надеялась, что она меня поймет. Наверное, идея лично сообщить ей об отказе – не лучшая из моих идей. Причем, должна отметить, я нисколько не злюсь, и это удивительно, ведь пассаж про Боженьку теоретически должен был бы вывести меня из себя. Не вывел. Мне просто очень грустно…

– Тик, – говорю я мягким неспешным голосом, которого до сего дня у себя не замечала. – Ты не вкалывала весь год, как те ребята, которых зачислили, ты даже не пыталась. Если бы я сделала выбор в пользу тебя, они бы тебя взяли, но только для того, чтобы помочь мне, а не потому, что они хотят тебя взять. Мне действительно очень жаль, но это недостаточная причина.

Ну вот, теперь она хлюпает носом.

– И что мне теперь делать? Оставаться здесь и идти в муниципальный колледж? Или в Калифорнийский, если я вообще поступлю? Вы были моим единственным шансом исчезнуть отсюда на будущий год, и вы прекрасно об этом знали. Вы же меня отговорили ехать в Нью-Йорк с Маркусом! Из-за вас и Маркус от меня ушел, и группу я потеряла, и хуже года у меня в жизни не было. Единственное, что меня держало, – это мысль о том, что я отсюда свалю. Вы это знали. Вы знали, и так меня подставили.