приглушённый гомон оживлённых улиц, и я знаю, что миллион фонарей бесцельно освещает пустые улицы.

Моя сестра крепко спит в маленькой кроватке. По всей квартире разносится ритмичный звук капающей из крана воды. Тихо настолько, что я слышу потрескивание обоев на стене. Тишина дома накладывается на тишину ночи, и лишь кухонные часы – голос моих тревожных мыслей – тикают, тикают, тикают.

Мне нравилось стоять и смотреть вниз на тусклый клубок железнодорожных путей подо мной

Внезапно далекий свист локомотива рассекает безмолвие протяжным воем. Словно предвещая беду, пронзительный звук приближается, оглушительно приближается, а затем затихает в искалеченной тишине, жалуясь до последнего.

Спящие ворочаются в своих постелях. Кто-то вздыхает, и бремя всех его забот ложится мне на сердце. Бездомный кот кричит в переулке голосом человеческого ребёнка. А тиканье кухонных часов – голос моих тревожных мыслей.

Многое открывается мне, когда я сижу и смотрю на спящий мир. Но тишина задает множество вопросов, на которые я не могу ответить; и я радуюсь, когда мало-помалу волна звука начинает возвращаться, и приветствую звон бидонов, возвещающий о приближении молочника. Я не могу разглядеть его в полутьме, но знаю, что на его румяном лице нет печати беспокойства.

Я поднимаюсь на один лестничный пролёт до крыши, и душа окунается в утреннюю зарю. Лёгкий туман мягко стелется по дымоходам, крышам и стенам, венчает фонарные столбы и призрачной лентой скользит по улицам. Очертания далеких зданий сливаются, превращаясь в стены дворца с башенками и шпилями, утопающими в розовых облаках. Я люблю свой прекрасный город, распростёртый вокруг меня. Я люблю мир. Я люблю своё место в мире.

Глава XVII. Домовладелица

От восхода до заката день был достаточно долгим, и времени хватало на многое, помимо школы, которая занимала пять часов. У меня было время, чтобы попытаться заработать на жизнь, или, по крайней мере, на арендную плату за наше жилье. Аренда была извечной проблемой. Мы всегда запаздывали с оплатой, и хозяйка очень злилась, поэтому я особенно стремилась заработать на арендную плату. Со времени хвалебной оды Джорджу Вашингтону были опубликованы ещё одно или два моих стихотворения, но никто не заплатил за мои стихи – пока. Безусловно, я уже была близка к этому, однако, на тот момент моё писательство, увы, не позволяло заплатить за квартиру. Но моё знакомство с писателями, конечно же, дало мне шанс. Мой друг познакомил меня с одной леди, имеющей некоторое отношение к литературе, а она, в свою очередь, представила меня редактору газеты «Бостон Сёрчлайт», который предложил мне щедрые комиссионные за поиск новых подписчиков.

Если наша арендная плата составляла три с половиной доллара в неделю и должна была вноситься по первому требованию, годовая подписка на «Сёрчлайт» стоила один доллар, а мои комиссионные составляли пятьдесят процентов, то сколько подписчиков мне нужно было найти? Всё просто! Семь подписчиков в неделю – один в день! С этим любой справится. Мистер Джеймс, редактор, так и сказал. Он сказал, что если я начну сразу после школы, то к ужину уже смогу найти двух или трёх подписчиков. А если буду работать всю субботу – у меня голова шла кругом от подсчёта суммы моих комиссионных. Можно было бы заплатить за жильё, купить обувь, шляпки и всё необходимое для всех.

Ранним субботним утром осенью я начала агитацию, в руке аккуратно сложенный выпуск «Сёрчлайт», в сердце вера в мою счастливую звезду и добрая воля ко всему миру. Сначала я пришла в одно из больших офисных зданий на Тремонт-стрит, как и советовал мистер Джеймс. Первые полчаса прошли впустую, пока я бродила по коридорам, читая имена на дверях. В одном и том же офисе было столько людей, откуда мне знать, когда я войду, кто из них Уилсон и Рид, Адвокаты, а кто К. Дженкинс Смит, Ипотеки и Облигации? Я решила, что это не имеет значения – я обращусь к ним всем «Сэр».

Я выбрала дверь и постучалась. Подождав некоторое время, я постучалась чуть громче. Здание гудело от шума, быстрые шаги по каменному полу отдавались с эхом; стоило открыться любой двери, и в коридор врывался оживлённый разговор; звонили колокольчики, жужжали лифты – неудивительно, что они не слышали моего стука. Но я заметила, что другие люди заходили без стука, и через некоторое время сделала то же самое.

В маленькой, ярко освещенной, комнате было несколько мужчин и две женщины. Они все были заняты. Я совсем запуталась. Должна ли я сказать «сэр» всей комнате?

«Прошу прощения, сэр», начала я. Это было отличное начало, я была уверена, но мне следует говорить громче. Мой голос в последнее время подводил меня в школе, он порой пропадал прямо во время декламации. Я откашлялась, но повторяться мне не пришлось. Лысый затылок, к которому я обращалась, развернулся, и предо мной предстала не менее лысая передняя часть головы.

«Хотели бы Вы… не хотели бы Вы… Я бы хотела»

Я испуганно уставилась на лысого господина и не могла вспомнить ни слова из того, что собиралась сказать, а он в нетерпеливом ожидании смотрел на меня.

«Так-так!» – не выдержал он: «В чём дело? В чём дело-то?»

Это напомнило мне, зачем я пришла.

«Я из “Бостон Сёрчлайт”, сэр. Я предлагаю под…»

«Не надо нам – забирай свою газету. Мы здесь заняты». Он отмахнулся от меня через плечо, снова повернувшись ко мне затылком.

Я выскользнула из комнаты в большом замешательстве. Это так меня будут принимать? Но почему, мистер Джеймс сказал, что все охотно будут оформлять подписку. Ведь «Сёрчлайт» – лучшая газета Бостона, и ни один бизнесмен не может позволить себе обойтись без неё. Должно быть, я допустила какую-то ошибку. «Ипотеки и облигации» это бизнес? Я никогда не слышала о таком, и, скорее всего, я говорила с К. Дженкинсом Смитом. Я должна попробовать ещё раз, обязательно должна попробовать ещё раз.

В следующий раз я зашла в контору по недвижимости. Агент по недвижимости, я знала наверняка, был бизнесменом. Мистер Джордж А. Хукер наверняка ждёт не дождётся «Бостон Сёрчлайт».

Мистер Хукер действительно ждал, и он рассказывал об этом «Центральной».

«Да, Центральная, жду, жду… Что? Да, да, набрать четыре… Что? С каких это пор? Почему тогда вы не сказали мне об этом сразу вместо того, чтобы держать меня на линии… Что? О, в самом деле? Ну, не берите в голову на этот раз, Центральная. Понятно, понятно.