Поскольку на этот раз было всего-навсего три копейщика, я мог воспользоваться ружьём, не опасаясь попасть в кого-либо из них. Я сказал моранам, чтобы они встали по обе стороны от меня и отступили назад. Я знал, что, если леопард бросится, он сделает это почти мгновенно, и был убеждён, что воины не успеют воспользоваться своими копьями. Мне самому едва бы удалось произвести выстрел, когда леопард выскочит. Но я недооценивал моранов, поскольку ещё не был знаком с их блестящим умением владеть копьём с длинным мягким наконечником.

Мы медленно шли по траве, доходившей нам до пояса. Это напоминало охоту на фазанов. Мораны шли в нескольких шагах позади меня, держа щиты перед собой, а копья наготове. Мы медленно продвигались фут за футом, постоянно останавливаясь, ища эту большую коварную кошку. Полоса травы была неширокой, но медленное продвижение начинало сказываться на наших напряжённых нервах.

Вдруг леопард выскочил из травы в каком-нибудь ярде справа от меня. Он сделал прыжок в моём направлении. Не успел я вскинуть ружьё, как моран, шедший справа от меня, уже пронзил зверя своим копьём. Леопард едва успел оторваться от земли, как тонкое лезвие наконечника уже вонзилось в него. Копьё попало между шеей и плечом леопарда, пригвоздив его к земле. Там он и остался лежать, извиваясь и рыча, тщетно пытаясь освободиться. В тот же миг моран выхватил свой „сими“, чтобы покончить с леопардом. С большим трудом я удержал его, чтобы иметь возможность сделать выстрел в пронзённого зверя и тем спасти прекрасную шкуру от исполосования».

На первый взгляд леопард кажется не слишком опасным для охотника. По размерам он относительно невелик — по габаритам примерно равен мужчине среднего сложения и, как большинство крупных кошек, не очень крепок на рану. Да, леопард осознанно может охотиться на человека, но если чувствует за собой преследование, то старается неслышно удалиться.

Всё это справедливо, но за одним, и очень важным, исключением — если зверь не ранен. Подстреленный леопард стремится поквитаться с причинившим ему боль человеком, но иногда нападает даже не на самого обидчика, а на первого несчастного, встретившегося ему по пути. Раненый хищник может не только подстерегать в засаде идущего по его следу охотника, он способен и сам двинуться ему навстречу, навязывая свои условия боя. И самое главное: травмированный леопард практически всегда атакует преследователя вне зависимости от своего размера, возраста и тяжести ранения. Именно эта черта леопардового характера и делает его одним из самых опасных зверей, с которыми может повстречаться человек.

Ю. Янковский описывает замечательный эпизод, когда ему пришлось столкнуться с тремя дальневосточными леопардами одновременно.

«Итак, перевалив за хребет и осмотрев горизонт, я не заметил ничего подозрительного. Ниже меня, шагов на двести, спускался довольно отлогий косогор, заросший жёлтым горным ковылём. Местами ковыль был довольно высоким и густым, так что за десять шагов ничего нельзя было видеть. По косогору росли кое-где отдельные дубы. Ниже, шагах в двухстах, косогор пересекался неглубоким оврагом, противоположная сторона которого была хорошо видна, хотя на ней тоже кое-где были разбросаны старые дубы.

По обыкновению, находясь в тайге ежесекундно наготове, я держал винтовку на перевязи на плече и стал собирать с земли тонкие сухие сучья, старясь не производить шума. Набрав приличную охапку, подошёл к намеченной площадке, чтобы развести костёр, поднял голову и ещё раз взглянул на горизонт.

В этот момент я увидел ниже себя, шагах в 150, вскочившего на ноги барса, стоявшего ко мне боком на небольшом холмике и просвечивающего ясным силуэтом сквозь редкий в этом месте ковыль. У меня создалось впечатление, что барс спал на солнце, но услышав мой шорох, вскочил и прислушивается.

Конечно, мой хворост вмиг разлетелся по сторонам, а винтовка очутилась у плеча. Я выстрелил, но был поражён случившимся: вслед за раздавшимся выстрелом вместо одного стояли в ряд три барса — все с поднятыми головами и круто поднятыми хвостами. Но это длилось только мгновение. Второй выстрел я произвести не успел — барсы вмиг спрыгнули под бугорок и скрылись.

Переведя патрон и держа ружьё наготове, я бросился к тому месту, где стояли барсы, в надежде увидеть их удирающими через овраг, но пока бежал, не сводя глаз с горизонта, ничего увидеть не мог. Вскочив на возвышенность, на которой находились в момент выстрела барсы, я увидел одного из них, стоявшего в шагах тридцати в траве и смотрящего в мою сторону. В момент моего появления он лёг, и трава скрыла его. Ничего не оставалось делать, как целить в траву, где, по предположению, мог быть барс.

Я выстрелил ещё раз, барс, видимо раненный, перевернулся через голову и стал волчком крутиться на месте. Я наблюдал, предполагая, что он сейчас же упадёт мёртвым, но зверь, проделав несколько раз „колесо“, вскочил и бросился в сторону, скрывшись в густой траве. Не теряя времени, я добавил патронов, осмотрел горизонт и, не видя других барсов, бросился на ближайший холмик.

Как только вскочил на него, увидел другого барса, переваливающего следующий холмик, шагах в сорока от меня. Выстрелить я не успел и бросился к тому месту, которое только что перевалил зверь. Он бежал не торопясь, и я увидел его переваливающим следующий холмик. Я гнался за барсом шагов двести, мельком видел его несколько раз, но ни разу не мог выстрелить.

Третьего барса мне больше не удалось увидеть. Вернувшись, осмотрел следы и стал разбираться в них, что при полном бесснежьи оказалось очень трудной задачей. Всё же провозившись полчаса, я восстановил полную картину происходящего.

Осмотрев место, на котором были барсы, я заметил несколько капель крови. Следы вели к тому месту, где я увидел зверя, когда он прилёг вторично. Насколько была серьёзна первая рана, установить не представлялось возможным. Всё же была какая-то причина, которая заставила зверя задержаться, пробежав всего десять саженей. Лежи он спокойно, я, направляясь по следам, несомненно, попал бы ему в зубы, так как лежащим его увидеть не мог. На моё счастье, я ещё увидел его стоящим, а прилёг он уже у меня на глазах.

Думаю, что, стреляя в барса в траве наугад, я не попал в него, а только спугнул. Следующая же пуля, пущенная на бегу, ранила серьёзно, так как на месте „колеса“ было много крови. Дальше след завёл меня в сплошные тростники выше человеческого роста и местами такие густые, что дальше двух-трёх <шагов> ничего не было видно.

Я продвигался крайне медленно и осторожно. Пробежавший зверь буквально оставил канаву в зарослях, причём трава с обеих сторон была обильно измазана кровью. Кровь была густой и тёмной.

Идти дальше одному, да ещё без собаки, было безумием, так как при таком ранении хищник не мог быть далеко и, услышав моё приближение, мог бы сделать засаду.

При всей бдительности и виртуозной стрельбе он может захватить охотника врасплох.

…Взвесив всё, я осторожно начал продолжать слежку. Дело происходило на солнопёке, земля была сухой, как и трава, следить было трудно. Кровь терялась, приходилось делать круги, что отнимало много времени и, естественно, утомляло и уменьшало бдительность, а обед всё ещё находился в пейтузе (охотничий мешок).