августа 1611 года и явилась прологом к новому подъему освободительного движения. В его начальной истории – множество нерешенных вопросов, и реконструкция этих событий сталкивается с постоянной нехваткой информации, которую заменяют в лучшем случае гипотезы, в худшем – легенды.

1 сентября, с началом (согласно допетровскому календарю) нового года, проходили выборы земских старост. Вероятнее всего, во время этих событий начал агитацию один из новоизбранных старост – Кузьма Минин, глубоко переживавший за судьбу отечества, наделенный даром убедительного слова и мистическим видением событий. Сам Минин рассказывал, что подняться с призывом об организации нового ополчения его заставило явление во сне великого русского святого Сергия Радонежского. Преподобный Сергий велел Минину «казну собирати, воинских людей наделяти и идти на очищение Московского государства». В своем избрании в старосты Минин увидел «начало Божия промысла» и начал свою проповедь в «земской избе», а также на торгу, где у него была мясная лавка.

Происхождение Кузьмы Минина неизвестно. Согласно новейшим исследованиям, версия о том, что Кузьма был сыном посадского Мины Анкудинова, владевшего соляными варницами и торговавшего в Балахне, является несостоятельной. Ошибочно также отождествление Кузьмы Минина с другим нижегородцем – торговым человеком Кузьмой Захарьевым-Сухоруком. К настоящему времени мы знаем о Кузьме Минине лишь его имя, вернее, имя и отчество: его прозвание, как и у большинства незнатных русских людей, было образовано от имени отца – Мины. Помянники Кузьмы сообщают, что его отец в монашестве принял имя Мисаил, а мать звали Доминикой. Это все, что известно о генеалогии Минина. Родился он в 1570‐е или около 1580 года.

О судьбе Минина до начала его деятельности по организации ополчения сведений нет. Возможно, он участвовал в походах против тушинцев под началом А. С. Алябьева, следовательно, имел определенный военный опыт. Но прежде всего он был торговцем, деловым человеком, умело распоряжался сбором и распределением денежных средств, а также земским «устроением».

Минин призывал нижегородцев жертвовать на создание ополчения и сам «мало что в дому своем оставив, а то все житье свое положив пред всеми на строение ратных людей». По свидетельству другого источника, Минин пожертвовал на нужды ополчения две трети имущества. Призыв старосты был поддержан общеземским советом Нижнего Новгорода. Его примеру последовали и другие. «Торговые мужики» прекрасно сознавали необходимость установления твердого государственного порядка: анархия и разгул разбойничьих шаек поляков, литовцев, казаков и бывших тушинцев угрожали нормальной экономической жизни края. Сам Нижний, уцелевший в предыдущие годы от разграбления, был лакомой добычей для таких отрядов.

Согласно «Карамзинскому хронографу», политическая программа нового освободительного движения была такова:

И земской староста Кузма Минин советовав с нижегородцы со всякими людми, чтоб прося у Бога милости начать доброе дело помочи Московскому государству, собрався с ратными со всякими служилыми людми итти под Москву, как бы Московское государство от злодеев от поляков очистить и Москву доступить…

Известный историк, автор новейшей монографии о Смутном времени и серии биографий деятелей этого периода В. Н. Козляков выдвинул предположение о том, что первоначальной целью сбора ратных людей в Нижнем Новгороде была самооборона. Нижегородцы намеревались защищаться от казаков из подмосковных «таборов», чьи хищнические экспедиции охватили уже значительную часть Замосковья. В декабре 1611 года деятели нижегородского земского движения декларировали поддержку подмосковному ополчению, а решение о начале собственного похода к Москве Пожарский и Минин приняли зимой 1612 года.

Нижегородцы понимали, что на добровольные пожертвования создать крупное боеспособное войско невозможно. Был создан и утвержден «приговор всего града» о принудительном сборе средств. Он определялся «по пожитком и по промыслам» с торгового и посадского сословия, государственных крестьян, бортников, монастырей и монастырских вотчин. Возможно, что с посадских взимали сборы в размере так называемой пятой деньги, то есть 1/5 имущества и прибылей. Для того чтобы заставить платить скупых, было решено продавать их дворы и даже, как говорит летопись, закладывать жен и детей. Впрочем, не исключено, что последнее свидетельство является преувеличением. Помимо денежных сборов, Минин и другие руководители земского движения были вынуждены прибегнуть к займам. Крупнейшими донорами ополчения стали купцы Строгановы, неоднократно ранее дававшие деньги царю Василию. Известно, что у приказчиков Н. М. Строганова было взято 3116 рублей. Помогали займами, хотя и не в столь крупных размерах, другие торговые и посадские люди Нижнего Новгорода и Ярославля.

Для организации раскладки и взимания сборов на ополчение был избран Кузьма Минин, который в документах именуется «выборным человеком». Предыдущий опыт местного самоуправления предполагал существование подобных «выборных» – они занимались сбором податей и организацией исполнения иных повинностей населения. Однако никогда прежде само население не создавало таковых должностей и никогда прежде в обязанности и права «выборных» не входило решение столь важных и масштабных задач, которые легли на плечи Минина. Поэтому вполне справедливо то наименование общественной должности Минина, которое он принял уже впоследствии, – «выборный человек всею землею».

Нижегородская инициатива по сбору средств на ополчение не являлась новацией. Как можно было видеть, так же действовало и подмосковное ополчение, требовавшее от городов присылки разного рода доходов, в том числе «четвертных». Разница состояла в том, что финансовая организация была положена в основу создания нижегородского ополчения, а подмосковные «таборы» стремились воспользоваться уже сложившейся системой обычных и внеочередных сборов на государственные нужды.

После того как было положено начало сбору средств, возник вопрос о военном руководстве движением. Воевода окольничий и князь Василий Андреевич Звенигородский, скорее всего, не вызывал доверия у Кузьмы Минина и его соратников. Он был родней известному тушинцу и стороннику поляков М. Г. Салтыкову, получил окольничество от Сигизмунда III, а в Нижнем был человеком новым: Звенигородский приехал в город после 1 сентября 1611 года. Второй нижегородский воевода – Андрей Семенович Алябьев – прославился своей борьбой с тушинцами, но, видимо, его избранию на пост военного руководителя ополчения препятствовало «худородство». Источники приписывают выбор кандидатуры военного вождя К. Минину. Из его уст прозвучало имя князя Дмитрия Михайловича Пожарского, который был известен как твердый сторонник царя Василия и храбрый воевода Первого ополчения. В ту пору Пожарский лечился от раны, полученной в мартовских боях за Москву, в одной из своих вотчин в Суздальском уезде[47].

Князь Дмитрий Михайлович Пожарский

Князь Д. М. Пожарский – уникальный, выдающийся человек эпохи Смуты. Подробный рассказ о нем может далеко увести нас от рассмотрения главного поприща его деятельности – нижегородского ополчения. Тем более что эта задача выполнена глубоким знатоком средневековых архивов историком Юрием Эскиным, автором новейшей биографии Пожарского. В эпоху Смуты, когда, по выражению И. Е. Забелина, большинство деятелей того времени