Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Под грамотой в Соль Вычегодскую стоят подписи 50 человек, большинство из которых дворяне. Открывает список имя боярина В. П. Морозова, первым из «больших людей» присоединившегося к нижегородскому ополчению. За ним следуют боярин князь В. Т. Долгоруков, окольничий С. В. Головин (участник походов Скопина-Шуйского и его шурин), князья И. Н. Меньшой Одоевский, П. И. Пронский, Ф. И. Мерин Волконский и другие. Имя настоящего лидера ополчения князя Пожарского стоит лишь на десятом месте, а на пятнадцатом – «в выборного человека всею землею, в Козьмино место Минина князь Дмитрей Пожарский руку приложил» (как можно видеть, финансовый руководитель нижегородского ополчения был неграмотным, что не мешало ему блестяще справляться со своими обязанностями).
Предоставив «чиновным» и «родословным» людям первыми поставить свои подписи под грамотой, Пожарский и Минин никому не уступали реальной власти над ополчением, а лишь выполняли требования сословного этикета. Не случайно в начале грамоты говорится, что вычегодцам «бьют челом» «бояре и окольничьи, и князь Дмитрий Пожарский, и стольники, и дворяне большие, и стряпчие, и жильцы, и головы, и дворяне, и дети боярские всех городов, и Казанского государства князи и мурзы, и татаровя, и розных городов стрельцы и пушкари и всякие служивые и жилецкие люди». В других документах главенствующая роль князя выделена еще более четко: «По избранию всее земли Московского государства всяких чинов людей у ратных и земских дел стольник и воевода князь Дмитрий Михайлович Пожарский».
Скорее всего, Пожарскому пришлось выдержать борьбу за то, чтобы сохранить положение командующего. Об этом свидетельствует «Новый летописец», источник весьма информированный, хотя и тенденциозный: «Была в начальниках и во всяких людях в Ярославле смута великая…» Согласно летописцу, порядок установился после того, как был призван для разрешения споров бывший митрополит Ростовский Кирилл Завидов. «Он же <…> пошел в Ростов, а из Ростова пришел в Ярославль и людей Божиих укреплял, и которая ссора возникнет, начальники во всем докладывали ему». Можно полагать, что владыка поддержал Пожарского как создателя и лидера ополчения, и местнические претензии сановников отступили на задний план. Князю Дмитрию Михайловичу также повезло с боярами: В. П. Морозов и князь В. Т. Долгоруков не отличались амбициозностью.
В то время Пожарский и Минин прибегли и к другому духовному авторитету: они получили благословение старца Иринарха, жившего в Борисоглебском Ростовском монастыре и прославившегося аскетическими подвигами. Ранее Иринарх благословил Скопина-Шуйского и предсказал беды Василию Шуйскому и гетману Сапеге.
Внутренняя структура ополчения в период его пребывания в Ярославле заслуживает особого рассмотрения. Едва ли не в каждой современной научной или популярной работе, посвященной Смуте, можно встретить утверждение, что в Ярославле действовал «Совет всея земли», представлявший собой Земский собор. Этот властный орган якобы был создан из выборных от городов, съезжавшихся в Ярославль по призыву лидеров ополчения. Красивая концепция широкого общественного представительства, решавшего текущие вопросы управления и готовившегося к выбору царя, оказалась историографической конструкцией. Недавно историк Д. В. Лисейцев, автор работ о Смутном времени и деятельности приказной системы в этот период, убедительно доказал, что «Совет всея земли» – это результат неправильного понимания текста грамот ополчения. В них действительно часто встречаются слова о том, что какое-то действие предпринято по «совету всея земли», однако этот «совет» – не орган управления, а метод принятия решений. Не было такого «Совета» и в подмосковном ополчении. В грамотах подмосковных «бояр» выражение «по всей земли совету» (или «всей земли приговору») также являлось апелляцией к широкой общественной базе.
Увы, «советская» власть времен Смуты оказалась мифом. Как же тогда принимались решения? Выше уже говорилось, что в подмосковном ополчении существовал административный аппарат – приказы и дьяки. Под Москвой известно семь приказов, в нижегородском ополчении их было десять. Таким образом, рассмотрение вопросов и реализация решений осуществлялись вполне традиционно. Принятие решений, скорее всего, находилось в компетенции руководителей: в подмосковных «таборах» таковыми были Ляпунов, Трубецкой и Заруцкий. Возможно, в некоторых случаях решение было коллективным, но, скорее всего, в подмосковном ополчении каждый, как говорится, тянул одеяло на себя, что и стало причиной кризиса. По отзывам современников известно, что Ляпунов и Заруцкий превосходили властью Трубецкого. После смерти Ляпунова на первое место выдвинулся Заруцкий. Присяга Лжедмитрию III, поддержка Марины Мнишек, поощрение казачьих грабежей и ущемление дворян – это были деяния Заруцкого, но документально они оформлялись как «приговор» бояр «из-под Москвы».
В нижегородском ополчении власть принадлежала более дружному тандему из Пожарского и Минина. Вероятно, в Ярославле лидеры ополчения были вынуждены расширить круг лиц, участвовавших в управлении. Можно было отодвинуть, но нельзя было игнорировать носителей высших чинов московского двора, а также высшее духовенство. Правом голоса должны были пользоваться и воеводы, многие из которых являлись предводителями земских ополчений. По мнению Дмитрия Лисейцева, руководители ополчения принимали решения как единолично, так и при обсуждении с войском и населением Ярославля. Историк называет эти совещания «войсковыми собраниями». «Посадские люди», упоминающиеся в грамотах из Нижнего Новгорода, в ярославских посланиях ополчения отсутствуют, но есть схожий термин «жилецкие люди», обозначавший противоположность «служилым людям». Под грамотой в Соль Вычегодскую стоят подписи ярославских земских старост и купцов С. Лыткина, Г. Л. Никитникова, Н. А. Светешникова и других. В составе посольства в Новгород был представитель «от гостей и от посадских людей всех городов». Следовательно, мнение посада также учитывалось, тем более что купцы волей-неволей являлись спонсорами ополчения. Таким образом, если общественного представительства в виде «Совета всея земли» в ополчении де-юре не существовало, де-факто какие-то его элементы присутствовали. Подробно проследить внутреннюю кухню принятия решений и сложных взаимоотношений внутри масштабного земского движения не представляется возможным.
Но о сложности отношений можно говорить отнюдь не гипотетически. Помимо розни в «начальниках», трудно проходил процесс добровольно-принудительного сбора средств на ополчение. По сведениям «Повести о победах Московского государства», ярославские «лучшие люди» не захотели по призыву Минина сдавать деньги «по нижегородцкому окладу». Лишь испытав «велику жестость» от князя Пожарского, Г. Л. Никитников и другие ярославские богачи пожертвовали, по словам «Повести», две трети своего имения.
Важнейшим вопросом, который требовал коллективного участия, были отношения с «Новгородским государством», предлагавшим ополчению кандидатуру своего царя – Карла Филиппа. Решение вопроса о будущем царе путем переговоров с новгородцами противоречило идее общеземского «обирания» царя. Однако руководители ополчения такие переговоры провели. «Новый летописец» сообщает, что решение было принято