– Далеко хоть едешь?

– Да куда там, – обрадовался перемене темы Андрей, – так, по Европе помотаюсь. Может, и в Париже буду.

– Ух, ты! Париж, – вытаращила глаза Юлька, – Дживанши, Шанель, Биг-Бен…

– Биг-Бен в Лондоне, – поправила ее Анюта.

– Это рядом, – отрезала Юлька.

«Ну, слава богу, – подумал Андрей, – раз про географию заговорили – значит, первый шок прошел».

В общем, ему почти удалось их успокоить.

– Ладно, тогда езжай. Но звонить будешь каждый день!

– Договорились!

Гулко хлопнула пробка, девчонки взвизгнули. Шампанское рванулось из плена, норовя залить все вокруг. Наполнив бокалы, Андрей поднялся.

– Хочу выпить за вас, девочки. Не вешайте нос, не думайте о плохом, пусть все у вас сбудется и… – он смешался на секунду, – ей-богу, мне вас будет очень не хватать. В Париже.

После тоста подруги почему-то совсем приуныли. Юлька медленно ковыряла ложкой торт, Анюта сидела неподвижно. Все молчали.

– В чем дело? – спросил Андрей. – Что вы такие грустные?

Анюта вдруг уронила голову на руки и расплакалась. Андрей опешил.

– Ты что, Анют? Ну, не надо… пожалуйста… я приеду совсем скоро…

Не говоря ни слова, Юлька вскочила на ноги, с силой бросила об пол ложку и, всхлипывая, убежала в комнату.

Андрей метнулся было за ней, но его остановили слова Анюты:

– Не ходи, Андрей. Пусть поплачет. Она тоже все понимает.

– Что?

Анюта подняла на него глаза, и он поразился, каким неожиданно взрослым и печальным стал ее взгляд.

– Ты же не вернешься, да? Ты это сам понимаешь, хоть и не говоришь. Но тех, кто тебя любит, не обманешь!

После тяжелой сцены прощания Андрей возвратился в Звездный в подавленном настроении. Психологи забили тревогу: в таком состоянии они отказывались допускать свежеиспеченного космонавта к старту. Ведь загруженный проблемами, сидящий по горло в депрессии человек склонен к необдуманным поступкам, срывам, психозам… На земле это еще куда ни шло, хотя, например, дежурного по атомной станции забракует в таком состоянии даже неопытный психолог. В космосе депрессия недопустима вдвойне, даже в совсем легкой форме. Она порождает невнимательность, снижает порог критических оценок собственных поступков.

А на космическом корабле принцип «ой, я не заметил» или «извините, перепутал, можно попробовать еще раз?» приводит к одному: катастрофе.

Группа психологической разгрузки тут же задействовала усиленную программу: релаксация, гипноз, беседы с опытными психотерапевтами. Андрей не сопротивлялся. Механически отвечая на вопросы, он думал о другом.

Только сейчас, за три с половиной недели до полета, он с ужасом убедился в собственной инфантильности.

Почти ничего в своей жизни он не сделал по собственному желанию. В Британию поехал, потому что отобрала директорша, поступил в институт по совету отцовского знакомого, в Японию – взял с собой академик, практически не спрашивая согласия. Во все остальные точки Андрей ездил либо по указанию руководства фирмы, либо поддавшись настойчивым просьбам полковника. Даже Удача, пресловутый его дар, навязан Андрею свыше, и никто не поинтересовался: а нужно ли это ему? Готов ли он?

Один из немногих поступков в жизни, который он совершил сам, не по чужому указу, – приютил девчонок – и тот обернулся в итоге против него. Слов нет, Юля и Анюта дороги ему, навсегда запали в душу, вряд ли он сможет что-то решать без оглядки на них… если вернется, конечно. Но он же не какой-то там романтический дурачок, он прекрасно понимал, что все это время, с момента первой встречи на остановке, девчонки подыгрывали ему, по мере сил помогая чувствовать себя благородным защитником, спасителем и настоящим героем-любовником. Особенно последнее… гм… И теперь, ощущая себя, точно по Экзюпери, ответственным за безбашенную Юльку, за скромную Анюту, так нуждающуюся в защите, он вынужден был думать о них, заботиться, переживать, все ли у девчонок в порядке…

Апофеоз его инфантилизма – вот этот лунный полет. Андрей, подчинившись зову неведомой силы, рассказал о Девятой точке полковнику, хотя, по-хорошему, лучше было бы промолчать. Петр Дмитриевич передал идею выше (ну, не сам же он инициировал лунный проект – не того полета птица, при всем уважении), ФСБ, или кто-то там еще стоит за спиной Радченко, развернул масштабную программу подготовки, тысячи людей, воодушевленные идеей, работают на русскую Луну днями и ночами, и отказаться уже невозможно…

Всю свою жизнь Андрей плыл по течению, делал то, что от него хотели другие. И даже сейчас, стоя одной ногой в кабине лунного корабля, все еще продолжает слепо выполнять чужие желания и просьбы.

Сначала полковник задурил ему голову президентством, потом Седой наговорил кучу умных слов, а через несколько дней уже девчонки своей демонстративной беззащитностью и неприспособленностью к жизни (достаточно только вспомнить, сколько разных происшествий произошло с ними за эти месяцы!) заставили его изменить приоритеты. Он решил истратить всю мощь своего дара на них…

Благородно, слов нет.

Но, может быть, стоит хотя бы раз попробовать сделать что-то самому?

Ведь это его право – распоряжаться собственной силой?

Или нет?

Стоит подумать.

За две недели до старта дали добро и психологи – пациент неожиданно ощутил себя бодрым, полным сил и эмоций. Старожилы Звездного только руками разводили. Бывает, космонавт готовится годами и все равно боится первого полета, шутит, балагурит, но все равно боится. И страх этот естественен – все мы люди.

Но здесь…

Может, и правда – Везунчик?

Следующим утром спецрейс транспорного «Ил-76», положив набок солончаки Бетпак-Дала, заходил на посадку в небе Байконура. Оба экипажа – основной и дублирующий, прибыли, как выражаются сами космонавты, «на отсидку».

6

В ночь перед стартом Андрей почти не спал, несмотря на все рекомендации врачей. Так что на последнем предполетном медосмотре он выглядел – хуже некуда и чуть не попал под карающий меч неумолимых медиков.

Ситуацию разрядил Хрусталев:

– Хватит парня тиранить, эскулапы! Даже я, помнится, когда летел в первый раз, места себе не находил, сколько б меня психи ни накачивали. А ведь я до этого полгода уже в Отряде сидел, очереди ждал. А вы человека два месяца по ускоренной программе прогнали, все соки выпили и теперь еще хотите, чтоб он ко всему этому нормально относился?

За несколько коротеньких совместных тренировок Андрей понял, что космонавты относятся к нему по-разному. Командир основного экипажа Хрусталев и оба бортинженера где-то даже жалели его, считая чем-то вроде подопытной свинки, жертвой очередного правительственного эксперимента. Ильдаров вспомнил одного из первых космических туристов – немца Йоргена Глаубаха, который точно так же не понимал, зачем он здесь, кому от этого будет польза, но храбрился и даже пытался шутить с «коллегами».