– Связи все нет?

– Пробую каждые пять минут. Даже если Центр нас и слышит, то мы их – нет. Наверное, что-то с приемной антенной. Может, при отстреле обтекателей задело…

– Поправки снизу идут?

– Да, все отлично. Через восемь минут будет коррекция курса.

– По рабочей программе? Они не пытаются вывести нас на орбиту для облета Луны… ну, и дальше – по аварийной схеме?

– Нет, поправки только для удержания курса.

– Что ж… – Хрусталев устало потер подбородок, – значит, внизу считают, что ничего экстраординарного не происходит. Тогда и мы… В общем, летим. Как думаешь, Алексей?

– Согласен. Может, надеются на восстановление связи? Тогда и мы подождем.

Командир обернулся к Андрею:

– Ну, Везунчик, а ты что думаешь?

С трудом разлепив пересохшие губы, сглотнув омерзительный кислый комок, Андрей просипел:

– А я – что? Я в этом ничего не понимаю. Если с кораблем все в порядке, надо лететь.

Хрусталев улыбнулся:

– Постановили единогласно. Матушка-«Россия» нас не подведет, – он похлопал по изолирующему покрытию кабины. Инерция толкнула его в сторону, но командир был не новичок в невесомости – тут же остановил полет, схватившись за страховочную петлю.

Он предпочел умолчать, что если с кораблем все-таки что-то не в порядке, экипаж вряд ли сможет это заметить (ну, разве что кроме разгерметизации) без подсказки с Земли, где за телеметрией ежесекундно следят несколько сотен пар внимательных глаз.

К концу первых суток полета Андрей впал в апатию.

Наверное, он должен был облазить весь корабль, пощупать все, что разрешили бы Хрусталев с Ильдаровым. А чисто мужская тяга к технике должна по идее заставить его восторгаться умелыми придумками инженеров – космическим душем, похожим на пыточную парокамеру современных тиранов, едой в тюбиках и вакуумных упаковках (особенно впечатляли мини-буханочки хлеба на один укус, специально изготовленные, чтобы не засорять крошками воздух), велоэнергометром, беговой дорожкой – из-за экономии места в «России» тренажер смонтировали на стене, ведь в невесомости все равно, где бегать…

Но он просто не мог себя пересилить. Сначала невесомость чуть не заставила его вывернуть наружу желудок, а когда он немного привык к отсутствию веса, пошла серия коррекций курса, на коротенькие секунды снова появлялась тяжесть, потом опять приходилось беспомощно болтаться над креслом. Сложная наука передвижения в невесомости Андрею так и не далась. Вроде бы объяснения Хрусталева казались ясными, как день, но, когда дело доходило до практики, Андрей обязательно путал правую руку с левой, вытягивался не в ту сторону.

В итоге, заработав несколько чувствительных ушибов от столкновения со стенами, как всегда не вовремя оказывающимися на пути, креслами, кожухами аппаратуры и комингсами люков, он резко передумал изображать из себя матерого космического волка.

Связь так и не восстановилась. Точно следуя плану полета, через пять дней «Россия» совершила удачную посадку в районе Моря Дождей, чуть отклонившись к западу от расчетной точки. Корабль сел на автоматике, полностью отработав заложенную в бортовую ЭВМ программу, хотя перед самой посадкой Хрусталев то и дело поглядывал на пульт ручного управления.

– Ну, поздравляю, космонавты! Мы на Луне! Эй, Везунчик, как самочувствие?

– Здорово, командир. Я, наконец, что-то вешу. Только почему-то…

– Что?

– Почему мне кажется, что я вешу столько же, как дома, на Земле. А говорили на Луне – притяжение вшестеро меньше.

– Ничего, – ответил Ильдаров, – это с непривычки. После невесомости вестибулярка шалит. Когда с орбиты на Землю спускаешься, вообще рукой-ногой пошевелить не можешь, кажется, будто весишь тонны полторы.

Андрей пошевелился в кресле, с удовольствием привыкая к ощущению собственного веса. После пяти дней в невесомости движения были немного резкими и дергаными. Моторика мышц тоже заново привыкала к силе тяжести.

– Надо, наверное, чего-то сказать… Ведь наши переговоры записываются? Вот и ляпнем что-нибудь для истории. Ну, типа, как Армстронг. Это маленький шаг для человека, но…

– Ага, – рассмеялся Ильдаров. – Только Армстронг сказал еще кое-что. После своей знаменитой фразы он добавил вполголоса: «Удачи, мистер Горский!» Когда «Аполлон» вернулся на Землю, настырные журналисты долго пытались добиться от Армстронга объяснения этой фразы, на что он, чисто по-американски, отвечал: «Без комментариев». И вдруг лет через десять после полета, получив на пресс-конференции стандартный вопрос: «А кто же такой мистер Горский?», Армстронг неожиданно ответил, что, поскольку господин Горский на днях умер, он считает для себя возможным объясниться…

– Да знаю я эту историю! Алексей, проверь лучше программу возвращения, у нас времени не так много, а еще пробы брать…

– Подождите, командир! – Андрей слушал бортинженера с заметным интересом. – Пусть доскажет, чем там все кончилось!

– Когда мне было семь лет, рассказал Армстронг, мы с братом играли в бейсбол. Брат слишком сильно ударил по мячу, и он упал под окнами наших соседей, Горских. Я побежал поднимать мяч и услышал, как миссис Горская говорит мужу: «Оральный секс?! Ты хочешь орального секса? Запомни, Горский, ты получишь его, когда соседский мальчишка прогуляется по Луне!!!»

Космонавты рассмеялись. Хрусталев с Ильдаровым отстегнулись, освободили Андрея.

– Все это байки, Андрей, не слушай. Не было ничего такого, а если и было – все равно треп… Алексей, что там у тебя?

Бортинженер не отвечал, лишь молча указал командиру на экранчик бортовой ЭВМ. Андрей не заметил, как за его спиной космонавты обменялись тревожными взглядами.

В переходном тамбуре было тесно. Как учили, Андрей в три движения освободил лунный скафандр, расстегнул его. В таком виде «Кречет» напоминал тело человека героических пропорций с распоротым животом.

«Черт! Ну и ассоциации…»

Андрея передернуло.

Все равно надо идти. По программе полета «Россия» должна находиться на поверхности всего семь часов, за это время нужно успеть сходить туда и обратно. И нечего рефлексировать.

Да, это страшно. Это почти невозможно. Это выше человеческих сил. Лучше все это время просидеть в тесной, но такой уютной кабине, пристегнуться к креслу и никуда не выходить. НИКУДА!!

Только зачем тогда он прилетел сюда? За триста восемьдесят тысяч километров от Земли?

Нет, мил-друг Андрей, если взялся – надо делать.

Тем более, как теперь точно решено, – для себя…

– Командир, я просчитал на компе маршрут возвращения… У нас на старте был перерасход топлива.

– Много?

– Вторая ступень отвалилась за восемь секунд до истечения работы двигателей. Я прикинул – взлететь нам хватит. И на пару коррекций на обратном пути хватит. А вот тормозиться нечем.