«Добрый день!» — церемонно сказал ей Нино.

«Добрый день», — пробормотала она, насупившись и глядя в сторону.

«Вот это мой братишка!» — сообщил ей Нино.

«Ах, вот как?» — нахально сказала она вместо комплиментов, давая понять: если это твой брат, то он, наверняка, такой же пройдоха, как и ты сам.

Нино знал ее достаточно хорошо; он только рассмеялся в ответ и затем сказал:

«Чао!»

«Чао», — буркнула девушка и снова направилась к дереву — неохотно, вразвалочку.

«Ну, и что ты о ней скажешь? — спросил Ниннуццо у Узеппе, снова пускаясь в путь; он считал, что брат вполне годится ему в наперсники. — Ее зовут Мария, — продолжал он. — Мамаша у нее вдова, отец погиб. Как только кончится война, я тут же на ней женюсь, — заключил он шутливо и чуточку цинично. И снова обернувшись к оливковому дереву, он позвал: — Мариулина! Мариулина!»

Девушка, которая сидела на дереве, даже не потрудилась обернуться. Но было видно, как она оперлась подбородком в грудь и тихо усмехается, не в силах сдержать ревнивого удовольствия.

Когда они прошли еще немного, Узеппе, которому не терпелось побегать собственными ногами, начал стучать пятками по груди Нино. Нино спустил его вниз. Даже и на этом последнем участке дорога была испещрена рытвинами, и Нино от души любовался спортивными качествами Узеппе, веселился нисколько не меньше его, ведя его по этим непредсказуемым полям. Выбрав момент, они остановились помочиться, и это тоже стало предметом для веселья, потому что Нино сделал то, что он когда-то вытворял вместе со всеми приятелями-сорванцами: показывая Узеппе, какой он молодец, направил струю высоко в небо, и Узеппе, со своей маленькой струйкой, добросовестно пытался ему подражать. В полях никого не было видно — Нино нарочно свернул в сторону с конской тропы, там можно было нарваться на немцев. Домов не встретилось, только несколько хижин, крытых соломой. Чуть подальше одной из хижин, скрытой в извилине холма, они увидели мула, щиплющего траву.

«Лошадка!» — сразу закричал Узеппе.

«И вовсе не лошадка, — ответил изнутри хижины знакомый голос, — это мул».

«Эппе Второй!» — в восторге закричал Узеппе.

В хижине, низенькой и не очень просторной, сидел партизан Муха и чистил картошку, роняя кожуру в тазик. Когда они вошли, он улыбнулся им губами, глазами, морщинками и даже ушами. Кроме него в хижине были двое молодых парней; они, сидя на земле, отчищали ржавые и заляпанные грязью винтовки, орудуя тряпками, смоченными керосином. Вокруг них валялись в полном беспорядке армейские одеяла, пучки соломы, лопаты, кирки, вещмешки, пузатые бутылки с вином и картошка. Из-под одного одеяла торчали несколько винтовочных стволов. Возле двери стоял автомат, прислоненный к стене; тут же на земле лежала кучка ручных гранат.

«Знакомьтесь, это мой братишка!»

Тот из двух бойцов, что был постарше, низенький крепыш лет двадцати, с круглым лицом и жесткой щетиной, одетый в грязное тряпье (даже на ногах у него вместо ботинок были накручены тряпки) с трудом поднял глаза от работы, которая поглощала его целиком. Но второй адресовал Узеппе широкую дружескую улыбку, простодушную и радостную. Вполне развитый телесно, и ростом под метр девяносто, он розовым лицом выдавал свой шестнадцатилетний возраст. У него был низкий лоб, широко раскрытые глаза молочно-голубого цвета смотрели мимо из-за некой робости, свойственной этому незрелому еще возрасту и контрастировавшей с напускной миной крутого парня. На нем был беловатый грязный френч, надетый на голое тело, армейские брюки и ботинки (брюки ему были коротковаты). На запястье у него красовались немецкие часы, которыми он, наверняка, невероятно гордился, потому что то и дело подносил их к уху, желая убедиться, что они идут.

«Это Дечимо, а это Тарзан, — представил их Червонный Туз. — Держи», — добавил он, бросая тому, что помоложе, то есть Тарзану, сверток, полученный от Мариулины, в котором был листовой табак. И Тарзан, прекратив на минутку чистку оружия, вытащил из кармана френча нож с лезвием на пружине и принялся крошить эти массивные коричневые листья, чтобы тут же наделать из них сигарет-самокруток при помощи газетной бумаги.

«У вас все нормально?» — осведомился Червонный Туз, который отсутствовал в расположении с предыдущего вечера, поскольку провел ночь в Риме с другой девицей, старой своей пассией. Одновременно он, с видом хозяйским и знающим, рассматривал винтовки, подлежащие ремонту, которыми разжился во время последней своей операции. Да, именно он обнаружил их днем раньше на опушке рощи, в которой разбили лагерь немцы, и вчера же, едва стемнело, он, вместе с двумя другими товарищами, отправился за ними, сумев обойти немецких часовых. Правда, он принял участие только в первой фазе операции (впрочем, наиболее опасной) и оставил другим самую трудоемкую работу (то есть транспортировку похищенного оружия на базу) — ему непременно нужно было поспеть на последний трамвай и не опоздать на свидание.

«Как видишь…» — ответил на его вопрос Дечимо, весь, однако, поглощенный своей работой и демонстрируя прилежание почти угрюмое. Дечимо был новичком, он только что прибыл в отряд и не успел еще обзавестись ботинками. Он даже не знал, как обращаться с оружием, и Туз объяснял ему устройство автоматов фирмы «Бреда» и как разбирается затвор карабина, и все остальные вещи. Новые винтовки, только что к ним поступившие, — всего их набиралось штук десять — были итальянского производства, они попали в руки немцев после того, как распалась национальная армия. Нино к итальянскому оружию относился с пренебрежением — дрянь они делают, говаривал он, типичный брак. С другой стороны, для него возиться с оружием было всегда любимым занятием.

«Тут одного керосина мало, — задумчиво заметил Дечимо. — Нужно попробовать еще что-нибудь».

«Думаю, что Квадрат и Петр уже об этом позаботились», — сказал Тарзан.

Петр была боевая кличка Карло Вивальди.

«А куда они запропастились?» — осведомился Туз.

«Пошли в селение насчет продуктов. Да только вот они запаздывают. Им давно пора вернуться».

И Тарзан воспользовался ситуацией, чтобы лишний раз взглянуть на часы.

«В котором часу они ушли?»

«В семь тридцать».

«Что они взяли с собой?»

«У Квадрата свой „П-38“, а Петр взял английский автомат у Гарри».

«А где сам Гарри?»

«Он тут рядом, загорает голышом в винограднике».

«Еще бы, надо же ему отдохнуть, — вмешался Муха, чтобы поддеть Туза, — он же ночью отстоял в карауле две смены подряд. И это после того, как навкалывался вчера вечером — его бросили на половине дороги и велели тащить всю эту артиллерию…»

«Иначе я упустил бы последний трамвай! А он, между прочим, был не один. Там был еще и Дикая Орхидея. Они были вдвоем».

«Орхидея — это зряшный номер. Ты сначала его найди… Тот еще помощничек».

«А сейчас он где?»